Тимур Кибиров - Лада, или Радость

Читатель. Да ну что вы, Тимур Юрьич. Как можно? Просто, возвращаясь к вашему творению, хотелось бы адресовать вам античный (в переводе Фета) вопрос: “Кто же это станет читать?”.

Автор (окончательно выходя из себя). Кому надо, тот и станет... Я, между прочим, никому не навязываюсь. А не нравится — вон читайте какой-нибудь свой нацбест, а еще лучше “Морпехов в Куршавеле”.

Читатель. ???

Автор. Такой роман — в самом, я думаю, незахудалом роде.

Читатель. Сами придумали?

Автор. Да вот зуб даю! Ленка видела в аэропорту. Жалко, не купила.

Читатель. Забавно… Но вот что, по-моему, еще забавнее — так это ваша многолетняя уверенность, что у меня (читателя) нет никакого другого выбора — или ваши высокоморальные и высокохудожественные тексты, или эти вот ублюдочные морпехи. Будто уж ничего иного в современной российской словесности и нет. Помните, Гриша Дашевский еще десять лет назад иронизировал над этой вашей трогательной убежденностью, что вы один-единственный стоите за Истину, Добро и Красоту, а все остальные литераторы поголовно состоят на службе у злобной и уродливой лжи и — как вы бы добавили — ее Отца.

Автор(озлобленно). Ну, все не все… Примеров тому, как говорил Горбачев, немало!.. Да речь же не о разделении на божьих агнцев и козлищ. Настоящих буйных среди литераторов не так уж и много, а агнцев вообще никогда не водилось! Как справедливо отмечал Джон Шэйд, “Without Pride, Lust and Sloth poetry might never have been born” [5] “Без гордыни, похоти и праздности поэзия никогда не смогла бы родиться” (пер. с англ. С. Ильина). . Речь только о принципиальных установках, между прочим, не столько религиозных и нравственных, сколько эстетических. Оставим вообще “в столь часто рушимом покое” христианство. Давайте лучше пользоваться киплинговской схемой. Есть the Gods of the Market-Place и the Gods of the Copybook Headings [6] Площадные боги и азбучные боги (пер. с англ. М. Гаспарова). . И я предпочитаю служить вторым, хотя бы потому, что служение божествам базара оборачивается таким позорным и жалким заискиванием перед всякой идиотской модой и такой несвободой, пошлостью и кривляньем… Не в смысле алкания денежной корысти, конечно, а рабствования перед разбалованной и обнаглевшей чернью, площадной новизны и броскости, прикольности и эпатажности во что бы то ни стало. Прописные же истины…

Читатель(тоже горячась). Ну с прописными истинами у вас все в полном порядке. Буквально ничего кроме! “Кароши люблю, плохой — нет!”

Автор (почти уже орет). Да что ж плохого в любви к хорошему? Да разуйте же глаза! Пока ваши цветы зла были оранжерейными диковинами, что называется, на зажравшегося любителя, — так и хрен бы с ними. Но сейчас-то эти цветочки принесли такие ягодки, разрослись таким пышным и наглым цветом, что заглушили уже все другие растения, так долго и с таким трудом культивируемые! В любом сериале для домохозяек и триллере для тинейджеров так лихо и с такой дикарской убежденностью отрицаются разом все десять заповедей, как и не снилось демоническим декадентам и революционным авангардистам!

Читатель. Ну вам дай волю, вы б, наверно, цензуру бы ввели!

Автор (теряя — увы— человеческий облик). Да пошли вы в жопу с вашей цензурой!

Читатель. Ну, вот это уже аргумент!

Автор. Ну, простите… Но не согласен я подражать всем этим дурачествам и единственную жизнь тратить на такую х..ню!

Читатель. Да успокойтесь, никто вас не призывает… Но советую все-таки вот о чем подумать — те, кто способен умилиться вашими асадовскими старушками и собачками, как раз и будут с удовольствием читать про морпехов или про выходящих за олигархов домработниц, про тех же воительниц Лукоморья, без всяких этих постмодернистских выкрутасов. А те, кто в принципе мог бы поучаствовать в ваших цитатных оргиях и стилизаторских вакханалиях (честно говоря, немного утомительных и иногда — уж простите — грешащих против хорошего вкуса), те с неизбежностью отвратятся от подобного сюжета. Ну пора уж, ей-богу, оставить эти детские мечтания — ну не удастся уже никому совместить дедушку Крылова и, скажем, Себастьяна Найта. Равно как и привить ложноклассическую, давно уже безуханную розу к постсоветскому дичку.

Автор. При чем здесь… А вообще что это за хамский тон?! Я все-таки, с вашего позволения, не Чернышевский какой-нибудь, чтобы пикироваться с воображаемыми и не очень умными читателями!

Читатель. Помилуйте, да это ж вы сами и придумали! И хамите, по-моему, именно вы!..

Автор. Как придумал, так и передумал! Все! Не смею задерживать! И впредь па-а-апрашу не умничать и не в свое дело нос не совать!!

Так Автор остается один-одинешенек, горько сетует на свою несдержанность и глупость, чуть не плачет от обиды и страха, но все-таки упрямо делает вид, что он “тверд, спокоен и угрюм”.

“Ой, миланочка ты моя, Ладушка моя, как же ты так, как же ты, девонька? Что ж теперь будет? Ну что ж ты молчишь-то, солнышко мое?”

Лада действительно оставалась безмолвной, только тяжело и хрипло дышала сквозь непривычно и страшно оскаленные зубы.

И никто не сказал по-дружески бабе Шуре, как капитан Смоллет сквайру Трелони, рыдающему над трупом старого Тома: “Не огорчайтесь так сильно, сэр. Он умер, исполняя свой долг. Нечего бояться за душу такого человека. Я не силен в богословии, но это дела не меняет”. А в подлиннике еще лучше — “All’s well with him; no fear for a hand that’s been shot down in his duty to captain and owner. It mayn’t be good divinity, but it’s a fact”.

Вот тут бы и конец моему повествованию, кабы не Жора.

— “Скорую” надо вызывать!

— Какую “скорую”, дурья твоя башка?! — возмутилась Сапрыкина.

— Обыкновенную! Скорую медицинскую помощь. Ноль-три.

— Да ты совсем уж ополоумел!

— Так ведь и телефона у нас нет, — тихо молвила заплаканная баба Шура.

— В Коммуне есть! Бен-Ладен сбегает!

Чебурек энергично закивал кудлатой головой.

— Много он наговорит, твой Чебурек!.. Да телефон-то есть, только кто ж поедет ваших собак лечить, да в такую вон погоду, олухи вы Царя Небесного?

У Сапрыкиной действительно был новенький, ни разу еще не использованный мобильный телефон, подаренный в прошлый приезд сыном.

— Тащи мобилу, Марго!

— Делать мне больше нечего!

Егоровна умоляюще взглянула на суровую подругу:

— Рит, ну а вдруг да поедут? Или что-нибудь скажут, как лечить-то ее?

— Да не сходи ты с ума, Егоровна! Ну кто что тебе скажет! — злилась Сапрыкина, но за телефоном все-таки под охраной Чебурека сходила. Оказалось, естественно, что аппарат не заряжен, так что чертыхающейся Тюремщице пришлось еще раз тащиться за зарядкой.