Иосиф Гольман - Не бойся, я рядом

Все равно думает.

Хотя не сравнить нынешние печальные думы – и то, как правило, по утрам или когда голова не занята чем-то важным – с тем состоянием тоски и тревоги, которое он почти постоянно испытывал раньше.

Марк Вениаминович объяснил немножко расстроенному Парамонову, что это уж, извините, характерологические особенности его личности.

Не мешают больше обсессии, навязчивые мысли, жить так, как раньше? Не сверлят мозги, не давая даже мечтать о будущем? Вот и будь доволен.

Парамонов и был доволен.

Даже страшные угрозы насчет потери либидо – и те при ближайшем рассмотрении оказались не фатальными.

По крайней мере, Ольге не пришлось учиться чему-то сверхъестественному, чтобы сохранить гармонию в сексуальных отношениях. А ему не пришлось пить виагру.

Да, он хотел Ольгу неежесекундно.

Но когда это случалось, все было нежно, ласково и очень приятно.

Олег сказал Будиной, чтобы она перебиралась к нему – не с мамой же ее им втроем жить? Но Ольга попросила еще немного подождать.

Ей надо привыкнуть к этой мысли.

Маме надо отвыкнуть от постоянного присутствия дочери.

Да и Парамонов должен морально подготовиться к тому, что теперь кроме тети Паши в доме появится еще один человек.

Кстати, о тете Паше.

Старуха пришла в восторг, узнав, что ее Олежек собрался жениться.

И если раньше, совсем недавно, намеревалась в скором времени помирать, даже место на кладбище себе присмотрела рядом с Олеговым отцом, то теперь концепция поменялась: надо же кому-то парамоновского наследника нянчить?

Ни Ольга, ни тем более сам Парамонов против такого подхода совершенно не возражали. Особенно зная, что тетя Паша время от времени ездит в родную деревню в Тульской области навестить свою здравствующую и еще вполне себя обслуживающую маму.

Все эти мысли крутились в голове Олега, когда он, попрощавшись с задержавшимся главным художником – обложка у того никак не вытанцовывалась, – быстро пошел к остановке трамвая.

Красная, набитая людьми под завязку железяка, пригромыхала довольно быстро. Парамонов выбрал наземный рельсовый транспорт, потому что трамвай точно, без пересадок, доезжал прямо до психбольницы, где Олег собирался встретиться с Марком Вениаминовичем.

Он с трудом протиснулся в середину салона, нечаянно задев по дороге какую-то средних лет мадам.

– Смотреть надо, куда ноги ставишь! – заорала та вслед Парамонову.

– Извините, пожалуйста, – сказал он. Не нарочно же задел.

Извинения приняты не были.

В ход пошел дежурный набор штампов, как из какого-нибудь доперестроечного «Крокодила» или «Фитиля».

Парамонов не хотел отвечать, но глупые оскорбления все же задевали. Он поднял глаза и укоризненно посмотрел на неугомонную тетку.

Это вызвало новый приступ ярости:

– Что смотришь-то? Еще толкнуть хочешь?

И, приписав Парамонову самые ужасные намерения – причем тут же в это сама поверив, – завопила на весь вагон:

– Да тебе к психиатру надо! Вон, через остановку больница будет!

– А я к психиатру и еду. – Неожиданно Парамонову стало весело.

А тетке – нет.

Она замолчала, протиснулась между плотно стоявшими телами пассажиров и улизнула в дальний конец вагона.

Более того, близстоящие пассажиры тоже предпочли хоть на чуть-чуть, но увеличить пространство между ними и Парамоновым.

Олег про себя хмыкнул.

Жаль, что он не сможет это вставить в статью, которую сейчас везет на просмотр Лазману, а потом, в следующем номере своего журнала, собирается опубликовать.

Пока будет такое вот отношение к расстройствам психики и их несчастным обладателям, ничего хорошего в этой сфере ждать не приходится.

Что ж, его статья станет первым камнем в борьбе за права «психов».

Со СПИДом же более или менее получилось – образовать сограждан и сделать жизнь инфицированных более сносной. Значит, и здесь должно получиться.

Здесь даже может быть легче, потому как проблемы с душевным здоровьем хоть и бывают индуцированными, но не бывают заразными.

На остановке «Больница» Парамонов действительно покинул вагон, сопровождаемый опасливыми взглядами сограждан.

Марк встретил его на проходной.

Они прошли через территорию, куда, пользуясь чудесной погодой, вышло погулять множество больных.

Один из них – немолодой красиво-седой дядька лет под шестьдесят, почти старик, – поразил Парамонова ясным и чистым взором.

Он доброжелательно поздоровался с Лазманом, кивнул и Олегу. Лазман тоже вежливо раскланялся с больным.

«Нечасто встречаются такие хорошие лица. Да и те – в дурдоме», – подумал про себя Олег, но спрашивать про больного у Лазмана не стал.

Устроились в ординаторской, в которой тоже никого не было – дежурный врач был вызван в приемный покой, на острый случай.

– Мы не виделись с вами две недели, – констатировал доктор, взглянув в тетрадь: все свои мысли и наблюдения он аккуратно, каждую встречу, записывал. Причем не в компьютер, а в толстый ежедневник. – Вы, как мы договаривались, сейчас принимали два препарата. Нейролептик мы уже за ненадобностью сняли. Верно?

– Да, – согласился Олег.

– И какие изменения вы отметили за этот период?

– Особых изменений нет, – сказал Парамонов. – До конца все не прошло, но и хуже не стало.

Они обсудили сохранившиеся парамоновские беспокойства, потом доктор провел небольшой психотерапевтический сеанс.

И вновь Олег ощутил – буквально физически – мягкие ласкающие прикосновения каких-то «резиновых пальчиков» прямо внутри своего мозга.

Засыпать на сеансе он так и не научился.

Но после лазмановского «Откройте глаза. Глубоко вздохните» у него было ощущение, что он прекрасно вздремнул, минут этак сто пятьдесят, причем в хорошем месте, со свежим воздухом и удобным ложем.

Хотя сидел в ординаторской, пропахшей больничными ароматами, на продавленном поколениями врачей кресле.

Потом вопросы начал задавать Олег:

– А как вы оцениваете мое состояние? Мне еще будет лучше, или все останется на этом уровне?

– Трудно сказать, – честно ответил доктор. – Поживем – увидим. Хотя, субъективно, мне уже не кажется ваше состояние плохим. Сегодня оно вполне меня устраивает. Я же вам показывал результат по тесту Бека: уровень вашей депрессии мы опустили с опасных двадцати пяти баллов до приемлемых семнадцати.

– Да, не сравнить с тем, что было, – вынужден был согласиться Парамонов. – Каков будет план дальнейших действий?

– Ну, в ближней перспективе, думаю, ничего менять не следует, – подумав секунду, спокойно сказал врач. – Дозы и так небольшие. Одно лекарство, принятое на ночь, купирует тревогу и помогает сну, другое, которое вы пьете утром, дополнительно борется с депрессивной вялостью. Это, конечно, упрощенное представление об их воздействии, но в нашем случае его достаточно. Я думаю, курс стоит продолжать, а встретиться нам следует через две недели. Возможно, если все пойдет благополучно, будем сокращать дозы. Вы, кстати, знаете, что резко бросать прием нельзя?