Доминик Дьен - Мод навсегда

Он улыбнулся, и его взгляд соскользнул к лобку.

– Приласкай меня!

– Ты, я смотрю, времени зря не теряешь…

– Мне так плохо, Барбара. Это единственное, что может меня утешить.

– Ты играешь на моих чувствах, это как-то не очень красиво…

Чувственно приоткрыв рот, она откинула простыню и взяла в руки член Франсуа.

– Что, твой муж тебя не удовлетворяет? – спросил он не без сарказма.

– Оставь Франка в покое», – Потом добавила: – Как у тебя быстро встает!

– Это не мешает мне быть несчастным, Барбара. Если бы ты только знала…

– Я знаю, мой Франсуа… Я здесь. С тобой…

В глубине души он всегда предпочитал распутниц. Он постанывал от удовольствия, пока рука Барбары нежно ласкала его член. Она слегка раздвинула ноги, пытаясь сдержать хрип. Рука Франсуа скользнула ей между бедер. Но Барбара возмущенно убрала ее.

– Мертвым не изменяют! – наставительно произнесла она.

– Почему? Это грех?

Она не ответила. Стало быть, ему придется довольствоваться малым. Его охватила злость, к которой примешивалось чувство горечи. Он понял, что вдовство обрекает его на самую нечеловечную из всех пыток: верность заочно! Эта мысль потрясла его как смертельный приговор.

И тогда Франсуа принял решение вести двойную жизнь. В одной из них будут те, для кого он останется безутешным вдовцом. В другой – ничего не знающие о его прошлом. В новом, пока еще незнакомом ему обществе, девственном, как необитаемый остров, и свободном от любых предубеждений, он сможет укрыться, когда тоска станет совсем невыносимой. Эта картинка мира, состоящего из двух сфер, успокоила его. Он хотел спрятаться в спутанных ветвях подрубленного древа общепринятых моральных устоев, он готов был преступить через любые законы, лишь бы забыть свою жизнь.

Барбара прибралась в спальне и на кухне.

– Вечером я тебе позвоню! – сказала она, когда Франсуа вышел из ванной.

– Ты придешь еще?

– Обещаю!

– Когда?

– Завтра, в любой день… Не бойся…

– Барбара, не бросай меня одного.

– Может, поживешь несколько дней у нас?

– Нет.

– Тебе нужно скорее выйти на работу. Нельзя сидеть в четырех стенах, ничего не делая.

– Я чувствую себя таким усталым.

Ей захотелось обнять его. Она была зла на себя за произошедшее. Она подумала о работе, о доме. У нее больше не было времени.

– Я с тобой, – прошептала она, целуя его в губы.

Затем тихонько прикрыла за собой дверь.

Франсуа присел на одно из кресел в гостиной. Он наконец вышел из оцепенения, в котором пребывал, как в укрытии. Слезы его высохли, воспоминания подернулись легкой дымкой забвения. Ему не хотелось возвращаться в постель. Но он боялся выйти на улицу. Он перешел в спальню, включил телевизор и тут же выключил его. Выдвинул ящик комода и достал трусики жены, чтобы вспомнить нежную шелковистость ее кожи. Несуразное гудение холодильника заглушало шелест шелковой ткани, которую ласкал Франсуа. Он никогда бы не поверил в то, что одиночество сыграет с ним однажды такую злую шутку.

Ему не терпелось пойти в спальню к жене. Закончив работу, он навел на рабочем столе порядок, как делал всегда, перед тем как отправиться спать. Заходя в ванную, он уже был взвинчен, так как провод мышки никак не хотел распрямляться. Ему не нравилось, когда провод свивался в спираль. Но каждый раз, когда он отходил от стола, в глаза бросался неряшливый узел, который нужно было распутывать. Это изматывало.

В ванной комнате все было вверх дном. Его ориентиры разлетелись вдребезги. Он не мог избавиться от впечатления, что его встряхивают, держа за ноги вниз головой. За первой волной жара последовала нервная дрожь. Он почувствовал, что впадает в панику. Как если бы от этого зависела его жизнь, он судорожно попытался расставить все по местам. Но руки дрожали так, что ему не удавалось навести порядок. Его охватила дикая ярость. Он выскочил из ванной. Она, видите ли, читает! А ведь он в таком состоянии исключительно из-за ее небрежности! Эгоистка! Когда же ты начнешь думать обо мне? Он подошел и с криком ударил ее. Он бил ее все сильнее и сильнее, полностью утратив самообладание. Это был уже третий случай за последние недели.

Лакированные сосновые панели, которыми была обшита приемная психиатра, ему сразу же не понравились. Они напомнили ему комнатушку одной бабенки, у которой он однажды переночевал после вечеринки с обильными возлияниями. Он чуть было не ушел. Этот запах – запах пластилина – вызывал у него тошноту. Может быть, этот запах и есть причина моей болезни, доктор? Он внутренне ухмыльнулся. И тем не менее остался. Он обещал ей.

Кресло для пациентов было ниже того, в котором сидел сам доктор Понс. Франсуа почувствовал себя приниженным, и ему снова захотелось уйти. Но тихое поскрипывание перьевой ручки подействовало на него успокаивающе. Он уселся поудобнее и начал говорить; мысли захлестнули его неконтролируемым потоком.

…Нет, я точно не помню, когда это началось». Это развивалось постепенно… В течение нескольких месяцев». Сначала я не придавал значения». Но это стало повторяться так часто, что… Нет, я не вижу ничего такого, что могло бы спровоцировать». Понимаете, я уверен, что с моей женой случится что-нибудь ужасное, если я не расставлю некоторые предметы в определенном порядке. Например».

На самом деле успокоить его могли только эти выполняемые ежедневно ритуалы. Он сознавал, что и его страх, и попытки избавиться от него с помощью ритуальных жестов были совершенно иррациональны, но стремление к порядку довлело над ним! Это смешно! Это была навязчивая идея, и он знал это. Но беспорядок и асимметрия так выбивали его из колеи, что он просто вынужден был наводить порядок…

– Если я взбудоражен, этот ритуал может длиться очень долго… Несколько часов… Какие предметы? В основном на рабочем столе и в ванной комнате… Не знаю почему… На рабочем столе я убираюсь сам… Жена к нему не прикасается. Но с ванной все сложнее… Когда она ставит свою зубную щетку в стакан, то моя поворачивается… Вы понимаете… Щетке надлежит быть повернутой вправо на сто тридцать пять градусов…

Франсуа замолчал, пораженный абсурдностью своих слов, однако врач, поглощенный записями, сделал ему знак продолжать.

– То же самое и с моей туалетной водой. Флакон жены должен отстоять на два сантиметра от моего флакона и быть придвинутым к стене… Два сантиметра – это очень важно, так как два – наше счастливое число… А полотенце! Еще один пример… Я ей тысячу раз говорил, что края его должны быть выровнены. – Голос Франсуа стал более резким, – Но моя жена ничего не понимает! Я живу как в кошмарном сне!

– Она тоже, я полагаю?

– Она?

– Вы говорите, что живете как в кошмарном сне. Ваша жена тоже, разве нет?