Клейтон Мэтьюз - Лас-Вегас

В свои тридцать пять лет Нона выглядела великолепно, и она прекрасно это знала. А Лэшу полезно лишний раз напомнить, насколько он сам похож на обезьяну, если он вдруг невольно забудет об этом. К тому же красота была не единственным ее достоинством. Нона работала кассиром в казино. Меняла фишки на деньги, выплачивала выигрыши счастливчикам и ежедневно имела доступ к сорока тысячам долларов.

Нона выжидательно разглядывала выпуклость на трусах Лэша, но он развернулся и тяжело потопал на кухню. Нона усмехнулась и расстегнула заколку, поддерживающую волосы. Рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Она тряхнула ими и снова заколола.

У нее были прекрасные плечи. Все мужчины говорили ей это, даже Лэш, а от него комплимента дождаться — что у скупердяя доллар выпросить. Грудь у нее была большая и высокая; Нона всегда носила одежду, выгодно подчеркивающую ее прелести, особенно в «Клондайке». Мужчинам нравятся женщины с объемистыми дынями за пазухой и пышными буферами, они любят как бы случайно касаться их, пожирать взглядом или украдкой тянуть руки и как бы невзначай ласкать их. Они считают, что таким образом успокаивают расшатавшиеся нервы, а возле игровых столов нервы у людей взвинчены до предела.

Нона сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тоже пошла на кухню. Лэш сидел за столом и читал газету; тут же стояла пепельница, полная окурков (вид столь же привлекательный, что и у кучки собачьего дерьма), и чашка с остывшим кофе.

— Есть хочешь? — поинтересовалась Нона. Он ведь сам себе ничего не сделает.

— Ага. Поджарь-ка яичницу. — Он встряхнул газету и перевернул страницу. — Где бы раздобыть деньжат, детка?

Нона достала сковороду с длинной ручкой и поставила на плиту.

— Как это «где раздобыть»? Да я же отдала тебе все деньги два дня назад! Все! Что, уже все просадил?

— Ничего я не просадил! Но мне нужно как можно больше, чтобы сработал мой план. Я же говорил тебе.

Нона потянулась к холодильнику за яйцами.

— Да, говорил, но не слишком распространялся.

Я ничего не поняла и теперь не понимаю.

— Господи Иисусе! Да смени же пластинку! Мы обсуждали эту тему миллион раз! — рявкнул Лэш. — Я расскажу тебе все в деталях, когда придет время. Но не раньше! Не начинай опять этот дурацкий разговор, не лезь!

— Буду лезть, — спокойно заявила Нона, разбивая яйца над сковородкой, — пока ты не объяснишь, в чем дело. Имею полное право.

— Нет у тебя никаких прав! Кроме одного: закрыть пасть и молчать в тряпочку! — завопил Лэш. Потом — махнул рукой и ухмыльнулся, уже совеем по-доброму. — Правда, у тебя ведь голова работает только в одном направлении.

Уолтер обладал удивительной способностью мгновенно переходить от неистовства к безмятежному добродушию. Когда он не хмурился и не сердился, можно было назвать его почти красивым. Такой тип мужчин, с впалыми щеками и грубоватыми чертами лица, всегда нравился Ноне, она находила его очень привлекательным.

— Правильно, в одном, — кивнула она. — Я хочу убраться из этого города. И если у меня это когда-нибудь получится, ноги моей здесь больше не будет.

Никогда не вернусь. Никогда.

— Все так, куколка. Только сейчас ты здесь. Соберем урожай с этого дерева и смоемся. Смоемся из города и вообще из этой проклятой страны! Как насчет Испании? Или Южной Америки?

— Южная Америка? — Нона подозрительно посмотрела на него. — Судя по всему, то, что ты собираешься провернуть, — дельце опасное, слишком опасное. А в Южной Америке тебя запросто разыщут и приволокут обратно.

— Ну ладно, ладно. Да мы сможем поехать куда угодно. У тебя будет все: дорогие шмотки, денег полный кошелек, любые машины. Все, что пожелаешь, кроме мужиков. Для этого занятия у тебя есть я, правильно?

Нона подошла к нему и поцеловала влажными губами.

— Верно, для этого у меня есть ты, Лэш. — Она лениво шлепнула его по рукам, которые принялись ощупывать и оглаживать ее. — Прекрати. Яичница подгорит.

Он со вздохом отпустил ее.

— Ладно, детка, вернемся к нашему разговору. Капуста нужна. Я тут недавно пересчитал: у меня всего двадцать пять баксов. Этого недостаточно.

Нона нахмурилась.

— Раньше пятницы мне не заплатят. А воровать фишки каждый день я побаиваюсь.

— Мы же с тобой договорились, куколка. Ты взялась за это дело!

Она разрезала яичницу пополам, разложила на тарелки и подтолкнула одну из них Лэшу.

— Сделать тебе тост?

Он кивнул и стал ковырять в тарелке вилкой.

— Знаю, что ты думаешь обо мне, Нона, но я стараюсь выполнять свою часть работы по-честному.

Небось считаешь, что и сама могла бы вынести эти фишки оттуда без моей помощи? Думаешь, мне очень нравится наряжаться старухой и шнырять по женским туалетам? Перед тем как идти на дело, мне каждый раз приходится так тщательно выбривать физиономию, что рожа потом неделю болит!

— Да знаю, знаю. — Нона чуть не прыснула, но подавила смех и отвернулась. Закинула хлеб в тостер, зажгла газовую конфорку и поставила на плиту кофейник, потом подошла к стене и записала в висевшем там блокнотике «кофе», чтобы не забыть купить.

Всякий раз, когда она представляла Лэша в бабьих тряпках, не могла удержаться от смеха. Он напяливал на себя длинное старушечье платье с подложенными в нужных местах подушечками, чтобы создать образ тучной и неповоротливой особы и заодно скрыть свою мускулистую фигуру; надевал на свои огромные лапищи перчатки, а на голову — седой парик; пудрил и румянил лицо и красил губы. В казино нелепые, странные, мягко говоря, люди — что мужчины, что женщины — кишмя кишели, поэтому он не привлекал никакого внимания. Но сам Лэш был уверен, что все вокруг потешаются над ним. А самым мерзким, отвратительным для него был последний этап операции, когда приходилось заходить в женский сортир, где Нона тайком отдавала ему украденные фишки. В постели Лэш не отличался особой стеснительностью, даже наоборот. А вот во время этих тайных встреч всегда отворачивался, если женщины усаживались на толчке, а дверь в кабинку оставляли открытой.

А Лэш продолжал бубнить:

— Да что тебе, трудно, что ли? Ты же хитрая бестия. Мужики во все глаза пялятся, как трясутся твои сиськи, и всем наплевать, что в это время вытворяют твои руки.

«Опять пудришь мне мозги, — подумала Нона. — Сколько же ты мне лапши навешал за эти годы!»

— А если меня поймают? Что тогда? — резко обернулась она к Лэшу.

— Черт тебя побери. Нона, придержи язык! — Он оглушительно хлопнул ладонью по столу. — Просто не попадайся, и все!

— Отлично. Значит, по-твоему, ты в последнее время влез в дерьмо по уши, потому что некому было твердить тебе изо дня в день: «Не попадайся, не попадайся»?

— Да не будь ты дурой! Прекрасно понимаешь, о чем я говорю! — Он указал на тостер. — Кажется, готовы.