Катажина Грохоля - Я вам покажу!

Дорогая редакция, я заплатила за амулет счастья сорок два злотых, потому что у вас была реклама, а счастья как не было, так и нет, пожалуйста, верните мне деньги… – я.

Дорогая редакция, моя жена во время интимных отношений засовывает мне бусинки, правда, мне стыдно признаться куда. Является ли это поводом для развода… – юрист, или я, или проктолог.

Дорогая редакция, ваш журнал – грязная пресса… – архив, без ответа, под стол.

Дорогая редакция, умоляю, помогите… — без обратного адреса, в архив.

Дорогая редакция, настоящим письмом сообщаю, что мой сосед Ярослав Клызь имеет фирму и пользуется электричеством от столба, за которое не платит налогов и вообще ничего… – без подписи, в корзину.

Дорогая редакция, я написал в классной работе, что Телимена [42]в «Пане Тадеуше» – крутая тетка и получил двойку. Это справедливо или нет?— я, Борис.

Мне – 65 писем, 70 – обратно в редакцию, специалистам. Есть чем заняться в ближайшие дни.

– Мама, почему здесь такой бардак?

– Я сортирую письма. Тося, сними ботинки, ты наследишь, я здесь убирала.

– Я их сняла, – удивилась Тося, я покосилась на ее ноги. Она была в тапках. – Мам, что с тобой происходит?

– Тося, оставь меня в покое, я как-нибудь разберусь сама. Единственное, чего бы мне хотелось, – чтобы ты сдала экзамены. Если я могу тебе помочь, скажи, но пока у меня нет сил вводить тебя в курс моего душевного состояния.

– Но, мама, я же твоя подруга! – с обидой сказала Тося.

– Нет, дорогая, – я наконец сообразила, к чему она клонит, – ты прежде всего моя дочь, а я – твоя мать. Когда-нибудь мы с тобой подружимся. Но о некоторых вещах я пока не хочу с тобой говорить.

– Но, мама, ты должна! Я же говорила, чтобы ты не ездила к Адаму, правда? И надо было тебе унижаться! Он… что-нибудь тебе сказал? Обо мне? То есть он о чем-нибудь упоминал?

Я переложила стопки на стол, скрепила письма скрепками.

– Тося, извини, но мы говорили не о тебе, а обо мне и о нем.

– И что? – поинтересовалась Тося и плюхнулась возле Бориса на кипу писем, которыми мне предстояло заняться.

– Ты села на мою работу, помнешь. Тося вытащила из-под попки письма.

– Ну и что, мама?

– Ничего. Не будет Адама.

Я повернулась к Тосе спиной, потому что не хотела, чтобы она видела, как глаза у меня наполняются слезами.

– Ах, мамочка! – Тося подбежала ко мне и обняла за талию. – И очень хорошо! Папа сказал, что ты всегда была женщиной его жизни и что ошибки надо уметь прощать. Папа хотел бы жить с нами. Sorry, я хорошо отношусь к Адаму, но, мама, мы снова сможем стать семьей!

Я замерла как вкопанная. Дочь отстранилась от меня, лицо у нее слегка вытянулось.

– Мамочка, я понимаю, что не сразу, ты должна привыкнуть к этой мысли, но ты увидишь, теперь все уладится…

– Папа хотел бы жить с нами? Уладится? Тося, что ты такое говоришь???

– Это вопрос времени, папа так сказал, а я помню, что когда-то я тебя спрашивала, могут ли люди снова сойтись, ты мне сказала, что конечно и что надо уметь прощать. Ты простишь папу, потому что эта его Йоля…

– Мне нечего прощать папе.

– Это замечательно! Потому что он беспокоится, что ты все-таки…

– Мне нечего прощать папе, и он никогда с нами не будет жить. Никогда! – резко сказала я и увидела, что у Тоси, как у маленького ребенка, скривилась мордашка. – Тося, к прошлому нет возврата. Я уже не люблю папу, и ты хорошо знаешь почему.

– Не говори так! – Тося, не владея собой, перешла на крик. – Не говори так! Я видела, как вы обнимались на моем дне рождения, как это было здорово! Папа тебя поцеловал! Он такой добрый со мной, а ты говоришь, что его не хочешь! Потому что этот чертов Адам вернулся! А я не хочу Адама, я хочу жить с родителями, как другие дети! Я взрослая, я не ребенок! И бабушка, и тетя Ганя, и Уля говорят, что еще не все потеряно!

– Ты уже не ребенок, Тося, к сожалению, – согласилась я, потому что видела: моя восемнадцатилетняя дочь – это маленькое несчастное дитя, которое что-то напридумывало. – Ты должна смириться с фактом, что у тебя разведенные родители. Что у твоего отца новая семья и что я одинока. Это трудно, однако ты должна.

– А твои родители снова живут вместе! Почему ты не возьмешь с них пример? Ненавижу тебя! Ненавижу! – крикнула Тося, развернулась, хлопнула дверью и убежала к себе. – Я еще вам покажу! Вам всем! Вот увидите, еще пожалеете!

Я не бросилась за ней. Я ничего ей не смогу объяснить. Попрошу, может быть, маму или отца, чтобы с ней поговорили. Тося втемяшила себе что-то в голову. Как мне объяснить своей дочери, что мило провести вечер в день рождения – этого недостаточно, чтобы снова влюбиться в бывшего мужа-подлеца? И что я любезничала с Эксиком только ради того, чтобы ей, Тосе, лучше жилось на свете? Я пусть недолго, но льстила себя надеждой, что можно все совместить: старую и новую семьи, поддерживать дружеские отношения, как в американских фильмах, быть в отличных отношениях с дочерью. Она тоже не может меня понять. Только когда появляются собственные дети, осознаешь поступки своих родителей. Я должна набраться терпения, еще десять – двадцать лет, и мы поймем друг друга.

Погодите, погодите… бабушка говорила, что еще не все потеряно? Моя мама?

Я сняла телефонную трубку.

– Мама!

– Да, дорогая?

– Ты когда-нибудь говорила с Тосей обо мне и о твоем бывшем зяте?

Молчание.

– Да, – моя мама смешалась, – был ничего не значащий разговор.

– И что ты ей сказала?

– Ничего. То есть почти ничего. То есть… ну знаешь, когда Адам уехал и появилась возможность… чтобы все-таки… учитывая, что ребенку нужен отец…

– Что ты ей сказала? – Я резко оборвала маму, хотя и непреднамеренно.

– Не разговаривай со мной таким тоном, деточка! – занервничала мама, – Мы всегда хотели тебе добра!

– Я – нет! – издалека донесся голос отца. – Меня в это не впутывай!

– Как ты смеешь?! – Мама одновременно разговаривала теперь и с отцом. – Ты же сам говорил, что было бы хорошо, если бы они сошлись!

– Так вот, ставлю вас в известность, что я развелась…

– Мы тоже, дорогая, но ты же видишь, что можно как-то найти общий язык…

– И я никогда не вернусь к Тосиному отцу. Никогда! Мне неприятно, что вы манипулировали Тосей и, вместо того чтобы ее поддержать, обольщали надеждой.

– Как ты могла подумать о нас такое? – Мама почти плакала. – Ну вот, дождалась, моя собственная дочь так со мной…

– Юдита! – Папа забрал у нее трубку. – Не переживай, у матери это пройдет. Живи так, чтобы чувствовать себя счастливой, дорогая.

– Слишком поздно, – сказала я и положила трубку.

Тося со мной не разговаривает. Но похоже, она взялась за учебу. Я была на последнем родительском собрании.

– В отношении выпускных экзаменов я не вижу особых причин для волнений. У меня нет к ней претензий, – сказала классная руководительница. – Девочка очень повзрослела за последнее время.