Эльмира Нетесова - Любимые не умирают

— Она еще жива?

Получив утвердительный ответ, откровенно посочувствовали:

— Бедный человек! Сколько мучается? Это ж надо так любить, что собой вслепую жертвует!

Процесс был выигран с первого захода. В разделе квартиры и имущества суд отказал категорически. Семью невестки предупредили, что в случае физического или психологического воздействия на семью Кольки, виновные будут немедленно привлечены к уголовной ответственности.

Колька торжествовал. Он праздновал победу. И с трудом сдерживаясь, выпил на радостях дома, а чтобы больше не влететь ни в какую неприятность, тут же лег в постель и тихо спал до утра.

Катька, услышав о всех перипетиях, спросила Кольку, верно ли брешут люди, что она вместе с сыном снова стала для мужика Китайской стеной. Тот поначалу вылупился обалдело:

— Оглобля! Да кто набазлал тебе глумное? Ну, хотела баба припугнуть, чтоб я вернул ее. Так мало ли о чем она мечтала. Я свою голову на плечах держу. Мне мой сын дорог! А бабы, кто они такие, чтоб на них жизнь прожигать. Ты меня устраиваешь по всем местам. Мы давно принюхались и притерлись. А эта что? Ей кофе в постель подай. Да еще с мороженым! А хрен в зубы не хотела? Буду на цирлах скакать перед всякой мандавошкой! Чего не хватало! — свирепел мужик вспоминая:

— Ах! Она покушала бы гренки с медом! Или клубнику со сливками! Тут жрать охота как волку, а эта гнида корячится, что говно на сучке. Готовить не умеет. У нее на все про все домработницы, кухарки, прачки, сама ни в зуб ногой. Сплошное недоразуменье, будто ее не родили как всех нормальных баб, а из гондона выдавили. Сколько терпеть можно? Она не только мое, свое нижнее белье никогда не стирала. Запачканое тут же в мусоропровод выкидывала. Так же и постельное белье. Хоть бы в прачечную сдавала. Так нет! Покупай новое! Я глазам не поверил, когда ни одного комплекта белья в шкафу не увидел. Ведь битком был забит. Вот тут озверел, схватил эту стерву за душу и рылом в стенку. Всю харю ей поквасил и выгнал вон из дома. Сказал, если нарисуется, через балкон сброшу проститутку. Чтоб больше никакого мужика не наколола!

— Зато она красивая! — подначила Катька.

— Да ничего особого! Обычная баба!

— Но ведь не с завязанными глазами женился на ней? Небось, уговаривал, про любовь ей кукарекал. А теперь все плохо. Поди, меня перед нею всякими помоями облил? А теперь ее обсираешь! Вам с Петровной никто не угодит. Выше себя никого не поставите! Теперь и ту бабу отделал! Хотя она тебе на шею не висла.

— Зато ее родители вокруг меня вились. Много чего обещали, а ничего не сделали. Мать обманули, меня в свой бизнес не взяли. Повесили на шею свою телку, самим, как холера, надоела. Думали, я с ней до погоста мучиться буду. Я им отмерил по плечо и послал вместе с ней. А то размечтались, что сыскали лопуха!

— Ну, достала она тебя! — смеялась Катя.

— Оглобля! Не прикалывайся! Итак тошно!

— Чтоб ты делал, если б не мы с Димкой? Она тебя точно голиком оставила б!

— Вот этого не случилось бы! Она до двух пет полгода не дожила, и суд все равно не вынес бы решения в ее пользу!

— Говорят, что они большие деньги предлагали, но судья испугался, не взял.

— Вот этого не знаю. Одно верно, что оставили меня в покое. Не звонят, не приходят и не встречают на дороге. А сколько нервов помотали, ни счесть! Я так устал от них! Давай забудем это время, слышь, Катюха! Ведь главное, вовремя остановиться. И не катиться по грязи со спуска в яму! Можно застрять в ней с ушами и не выскочить. Особо, когда не за что ухватиться.

— Вот и ты ухватился! За нас с Димкой!

— А кому от того плохо? Или скажешь, что недовольна? Может, сбрешешь, верно меня ждала и ни одного хахаля не имела за все время?

— Если б завела кого-то, к тебе не вернулась бы! Не было никого. Да и как сыну в глаза посмотрела б? Я так не умею,— ответила баба, вскинув голову.

— Не кори! Больше чем я сам себя исказнил, меня не отругает никто. Зачем упрекать за прошлое? Его уже нет. Оно ушло, а мы живем. Давай смотреть в завтра. Итак жизнь наказала обоих. Сама знаешь, поодиночке в ней трудно устоять, давай вместе, заново начнем. Будто только что встретились. Ведь ты, Оглобля, очень изменилась. Другою стала, как будто чужая. Или отвыкла от меня? — притянул к себе бабу.

— Да ладно тебе! Дождись ночи. Чего тебя разбирает по белу дню?

— Ты моя жена!

— Димка не спит! Войти может. Стыдно будет. Он уж не маленький,— вырвалась из рук Кольки, а тому вспомнилось, как дорожила она его желанием. А теперь отвыкла или остыла, но совсем иною стала.

— А может, я постарел? Свою бабу не уломал. Убежала! Вот непруха! Но ничего, от меня никуда не денешься!

...Казалось, что пришел в семью долгожданный мир и покой. Колька спешил домой с работы, его уже не тянуло во двор на выпивку с соседями, не пропадал у друзей на целые вечера. Дома прекратились скандалы и споры. Мужик их тщательно избегал. Пожив недолго с женщиной из обеспеченной семьи, сделал для себя вывод, что лучше его Оглобли во всем свете бабы нет. Он давно перестал искать замену Катьке. И если ненароком приметит красивые бабьи формы, сверкнут на миг озорством глаза, вздохнет мужик, вспомнив бесшабашную молодость, и тут же погасит огонек желания, отвернется от соблазнительной бабенки и тут же забудет, что его отвлекало.

Единственное, что раздражало в мужике, он стал до нетерпимости занудливым, придирчивым и жадным. Он записывал в тетрадку все расходы, каждую покупку. А вечерами пересчитывал, сколько потрачено и что осталось. Весь семейный бюджет был в его руках, и человек никому не позволял потратить без совета с ним ни одной копейки.

Случалось, просила Катька на колготки. Колька проверял сам, те какие носила жена, и говорил ей нередко:

— Еще поносишь! Рваные? И что с того? Кто у тебя кроме меня под юбку смотрит?

Бабу эта жадность злила. Он скупился на сладости для сына. Когда Димка пошел в школу, Колька не давал ему деньги на завтраки, велел брать с собой бутерброды из дома.

У Катьки в сумочке никогда не водилось косметики. Колька ни за что не позволил бы такой траты. Для чего копил, отвечал жене, что на будущее, для сына, пусть он потом нужды не знает. Ведь ему учиться придется, а это удовольствие теперь стоит дорою.

Катька часто посмеивалась в душе над мужиком, она, как все бабы, давно приноровилась к ситуации и заимела свой заначник.

О его существовании Колька догадывался. Обшаривал всю квартиру, ощупывал каждую подушку по перышку, ковырялся в белье жены, заглянул в каждый угол кухни, но тщетно, ничего не нашел.

Катька видела перевернутое белье в шкафу, сдвинутую в стенке посуду, понимала, что искал Колька, и посмеивалась:

— Ты чего опять шмонал в доме? Искал, что не терял? Вовсе жлобом стал, козел? Скоро хлеб нам с Димкой станешь выдавать по пайкам, на вес. Ну и скупердяй же стал! — возмущалась баба, подмаргивая сыну и совала ему в руки деньги втайне от отца. На завтраки, на свои расходы. Мальчишка тоже научился их прятать. Он получал деньги не только от матери, а и от Силантия, от Ольги Никитичны, и у него в потайных карманах всегда имелся свой заначник. Однажды Колька нащупал его в брюках сына, вытащил деньги. Но Димка быстро обнаружил пропажу и потребовал у отца вернуть взятое.