Эльмира Нетесова - Любимые не умирают

— Выходит, снова заживем чужими? Всяк по себе?

— Давно так дышим, коль у каждого свой заначник,— огрызнулся зло.

— Ладно! Живи как хочешь. Знай, я никогда не оставлю сына. И не дам в обиду никому!

— Оглобля! Не допекай, не заводи! Иначе сама пожалеешь! — предупредил побледнев.

— Я согласилась присмотреть за матерью своей подруги. После работы стану ее навещать. Она лежачая...

— А что сама баба не присмотрит за матерью?

— У нее трое детей, не успевает. Сама не здорова,— врала Катька.

— На халяву иль будет отслюнивать? — оживился Колька сразу.

— Она же подруга, ты о чем?

— Ты ей не обязана. Если даром, сиди дома!

— Я уже пообещала! Неудобно.

— Пусть платят! — упорствовал Колька.

— Ладно, поговорю! — пообещала баба.

Вечером Катька снова пошла к Александру Степановичу.

Пока стирала, готовила, время прошло незаметно. Хозяин занимался в зале, сидел над какими-то бумагами и, казалось, не замечал Катьку. Лишь когда позвала поужинать, оторвался от работы.

Едва поел, снова заторопился к своему столу. Катя уже перед уходом попросила его закрыть дверь. Человек забыл о деньгах, и баба предупредила, что если и придет, то не скоро. Слишком много своих забот и проблем. Она открыла дверь, чтобы выйти, но Александр Степанович опередил, вспомнил, схватил за локоть, вернул:

— Катюша, прости склеротика, возьми деньги и не обижайся. Не уходи, не оставляй, мне так хорошо, когда ты рядом — попросил тихо.

— Мне пора, дома сын ждет. Завтра постараюсь прийти, кое-что доделать нужно.

— Катя, возможно, завтра я задержусь на работе. Возьми запасной ключ от квартиры!

— Не надо. Я прежде позвоню.

— Давай отвезу домой!

— Не стоит. Сама доберусь. Здесь недалеко.

— Катя, как мне не хочется отпускать, если б знала! — взял ее руку и попросил:

— Останься!

— Сегодня не могу. Поймите меня, не обижайтесь!

Прошло еще несколько дней. Женщина, возвращаясь домой, отдавала Кольке половину полученных денег, остальные прятала сыну в потайной карман. Колька, боясь повторенья скандала, больше не проверял одежду сына, чтобы не нарваться на открытый бунт. Катька уже тогда предупредила мужа, что если он вздумает еще раз ограбить Димку, о том очень пожалеет.

Теперь сын по забывчивости иногда оставлял деньги даже в нагрудном кармане рубашки. Колька видел, злился, но деньги не забирал.

— Надо столовый сервиз купить. Взамен прежнего. Мать приезжала и спрашивала, куда ее посуда делась? Не мог сказать, что разбили. Сбрехал, будто на свадьбу другу отдал. Хорошо кое-что успели восстановить. Иначе запилила б. Так ты подкинь из своего заначника,— усмехнулся криво.

— Ты что? Мою сумку проверяешь? — возмутилась женщина.

— Не шмонаю, из любопытства смотрю,— сознался покраснев.

Катька выложила почти все, оставив себе лишь на проезд.

— Откуда у тебя такие «бабки»? — удивился мужик.

— Премию дали на заводе. Годовой отчет сдали вовремя. Но ты и эти взял! Забыл, что я все же женщина,— чуть не зарыдала Катька.

— Женщина? Да ты Оглобля! — сгреб Колька деньги, сунул их в карман и сказал, глянув в глаза жене:

— А ништяк твоя бабка, кучеряво отслюнивает!

— Сегодня у нее заночую. Но вечером позвоню. Ты сына накорми, не забудь разбудить в школу.

— Завтра выходной, пусть спит сколько хочет.

Катя прямо с работы поехала к Александру Степановичу. Тот ждал ее, это Катя увидела сразу.

— С днем рождения тебя, Катюша! — поцеловал женщину, та растерялась, совсем забыла о собственной дате, смутилась. А человек подвел к дивану, усадил, сам присел рядом:

— Сегодня никаких дел. Только отдых! Давай отметим твой день! Спасибо, что пришла.

— Я к тебе на всю ночь, до самого утра,— прошептала на ухо.

Как незаметно прошла эта ночь. Укрыв крылом этих двоих одиноких людей, она подарила им счастье, блаженство и открытие. Они только в ту ночь познали, как были нужны друг другу.

Катя, не знавшая ранее сравнений, лежала, онемев от изумленья, впервые поняла, что такое взаимность, как нужно любить и почему мужчина бывает самым лучшим и желанным, когда он становится единственным.

Катька была оглушена переполнившим ее чувством благодарности к человеку, открывшему новый мир чувств и ощущений. Она не хотела уходить отсюда. И только сын, только Димка, живший в каждой клетке женщины, заставил ее вернуться домой.

— Ну! Сколько тебе отвалили? — встретил Колька в прихожей.

— Я постеснялась взять! — покраснела баба.

— Чего?! — подошел вплотную Николай.

— Иль удовольствие получила? — прищурился ухмыляясь.

— Эх-х, ты! Придурок, нечисть, мразь! Да кто ты есть, выкидыш старой жабы, жертва аборта! Ты разве мужик? Ты даже не подобие! Тебе только с дешевками кувыркаться. Ты не стоишь ни одной нормальной бабы, замусоленный окурок, обглоданная морковка! Недоносок! — плакала баба, и Колька понял, его Оглобля познала сравненье. Катька сама проговорилась в ссоре. И мужик, подойдя вплотную, отвесил ей хлесткую пощечину:

— С-сука! — процедил сквозь стиснутые зубы.

— Ты, прокисший катях! Столько лет на тебя угробила! Разве стоит того, обрубок? — прислонилась к стене, полезла за платком, из кармана посыпались деньги.

— Так ты не просто сука, а настоящая проститутка! — схватил бабу за грудки, протолкнул в комнату, собрал с пола деньги, посчитал, сунул их в карман и, довольно улыбаясь, подошел к жене:

— Выкладывай все, что заколымила! — протянул руку. У бабы от удивления округлились глаза:

— Рехнулся? — выдохнула Катька.

— Ничуть. За моральный ущерб требую! Ты получила свое! А мне мое отдай! — сел напротив, ощерив желтые, нечищеные зубы.

— Ты что, сутенер?

— Каждому свое! Побрешись еще, позову сына и расскажу о тебе, кем стала...

— О себе не забудь! Меня уже ничто не пугает. Короче, ко мне больше не подходи.

— Это почему?

— Платить будешь,— усмехнулась едко.

— Ты пока еще законная жена! Имею право!

— Послушай, с сегодняшнего дня ты никто! Мы растим общего сына. Но без претензий на общую постель. Я не хочу тебя! И никогда с тобой не буду!

— А я тебя не спрошу. И если взбредет дурь в голову, сделаю все, что захочу!

Катька сидела, уронив голову на руки. Что-то говорил Колька, она его не слушала. Бабе хотелось остаться одной и обдумать, осмыслить случившееся:

— Сашка положил деньги в карман. Выходит, заплатил за эту ночь как дешевке. А говорил... Называл так ласково, так никто в жизни не придумал бы! Каким нежным был. И на тебе, деньгами рассчитался! Оценил! Выходит, и он такой как все. Но нет! Он не Колька! Он самый лучший! Но зачем, за что наплевал в душу? — молча плачет баба.

— Эй, Оглобля! Чего ревешь, дура? Тебе на целый сервиз отвалили. На столовую «Мадонну», в двенадцать персон! Нынче куплю и поставлю в сервант, чтобы мамашка мозги не квасила! В другой раз не меньше чем на машину приноси. Только на импортную, слышь, Оглобля! Твой хахаль, видать, из пархатых, коль за такое чмо отваливает кучеряво! Видать, по кайфу пришлась. Я за тебя уродину криворылую и на бутылку б не разорился!