Луиза Дуглас - Love of My Life. На всю жизнь

— Он похож на официанта, — сказал Лука.

Мне показалось, что в его голосе прозвучали ревнивые нотки, и я украдкой взглянула на него, чтобы проверить свои подозрения, но он уже отвернулся. Я подумала, что ему обязательно следовало быть на свадьбе. Я злилась на Анжелу, которая пыталась вбить клин между нами, заставляя Луку выбирать между мной и семьей. Этим она лишь причиняла ненужную боль своему сыну.

— Сука, — пробормотала я, глядя на сердцевидное личико на фотографии. Анжела улыбалась мне из-под своей прелестной голубой шляпки так, будто ее сердце было из плоти и крови, а не из камня.

Тем временем жизнь продолжалась.

Лука очень много работал, но он был хорошим поваром, и клиенты любили его. Он унаследовал актерские способности Маурицио и умел превратить обслуживание в настоящее шоу.

Если Лука был в хорошем настроении, он пел на кухне, и тогда посетители ресторана сравнивали его блюда с музыкальными экспромтами. Это были настоящие итальянские блюда. Слухами земля полнится, и вскоре у Луки не было отбоя от предложений. В Лондоне была масса итальянских ресторанов, и он мог позволить себе быть разборчивым.

В моем агентстве по связям с общественностью меня все любили, а я любила свою работу в приемной. Мне нравилось знакомиться с людьми и непринужденно болтать с ними на самые разные темы. Начальство стало все чаще заговаривать о моем дальнейшем обучении и продвижении по службе. Я отправилась в «Мисс Селфридж» и купила себе новую одежду, а затем постриглась в хорошем салоне. Позже я встретилась с Линетт за обедом, мы ели итальянский суп с овощами, макаронами и пармезаном, и она сказала мне, что я прекрасно выгляжу. Мне даже показалось, что на ее глаза навернулись слезы. Мы по-прежнему говорили о том, что надо бы найти отца, хотя и она, и я понимали, что не станем этого делать. К тому времени наша мать с головой ушла в богоугодные дела и вела почти монашеский образ жизни вместе с лопоухим мистером Хэнсли. Я была уверена в том, что их связывали чисто платонические отношения. Я почти совсем не скучала по ней. Моей семьей были Линетт и Лука — люди, которых я любила. И никакая другая семья мне была не нужна.

Первый ребенок Марка и Натали появился на свет в положенный срок. Лука был приглашен на крестины. Я — нет. Марк позвонил, чтобы узнать, почему Лука не приехал. Трубку взяла я.

— Лив? — нерешительно произнес он. Я поняла, что он бы с радостью повесил трубку, лишь бы не разговаривать со мной. — Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо, — ответила я и торопливо пустилась в объяснения. Мне не хотелось, чтобы Марк думал, что это я не отпускаю Луку на семейные торжества. — Понимаешь, Марк, я все время говорю Луке, что он обязательно должен поехать и повидаться с тобой. Я говорю, что я совсем не против, но он…

Марк вздохнул.

— Выходи за него замуж, Лив. Если вы будете женаты, она не сможет не принимать тебя в своем доме. Ты станешь членом семьи.

Я не поняла, кого именно имел в виду Марк, говоря «она», — Анжелу или Натали. Да это и не имело значения. В тот же вечер, когда Лука вернулся с работы, я ждала его с охлажденным в холодильнике пивом и предложением.

— Твою мать! — сказал Лука, целуя меня. Его губы были влажными и холодными. — Мне нравится эта идея.

Таким образом, мы с Лукой отправились в кройдонскую мэрию и узаконили наши отношения. Это была более чем скромная свадебная церемония. Лука был в потертых джинсах, мешковатой футболке и солнцезащитных очках, а я надела белое летнее платье и матерчатые туфли на веревочной подошве. Довершали мой образ браслеты на запястьях и щиколотках. Наши семьи были представлены соответственно: Стефано и Бриджет с одной стороны, Линетт и Шон — с другой. На фотографиях, которые сделала Линетт своей миниатюрной камерой «Кодак», мы с Лукой были похожи на брата и сестру. У обоих — темные волосы, длинные и волнистые, оба широко улыбались, демонстрируя белые зубы. Линетт хотела сделать романтическую фотографию у фонтана, но в последнюю секунду Лука выставил два пальца за моей головой, изображая заячьи ушки. После церемонии мы отправились в ресторан «Дино», где в то время работал Лука. Мы ели макароны и пили кьянти, а коллеги Луки сделали потрясающий торт, украшенный бенгальскими огнями и лепестками роз. Это была самая замечательная свадьба в мире.

Марк оказался прав. После того как мы поженились, меня стали приглашать на все семейные мероприятия как жену Луки. Правда, Анжела и Натали никогда меня не привечали, но, по крайней мере, Лука снова был вместе со своей семьей, и я радовалась тому, что это делает его счастливым.

Профессор читал лекцию, а я ему ассистировала. Я отвечала за показ слайдов, которые иллюстрировали его рассказ. Он очень красиво смотрелся на сцене актового зала, особенно когда закатал рукава и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. В зале было ужасно жарко. Количество студентов, которые пришли, чтобы прослушать лекцию профессора о жизни и любви Мариан Рутерфорд, впечатляло. Кроме студентов в зале было несколько профессоров, которые облюбовали себе места в задних рядах, и даже пара журналистов из художественного журнала. Последние были друзьями профессора, которых он пригласил лично.

Ни для кого не было секретом, что во время этой лекции профессор собирается преподнести аудитории настоящую литературную бомбу. Но я чрезвычайно гордилась тем, что, кроме профессора, была единственным человеком в этом зале, который знал, в чем суть дела. Несколько дней назад я лично расшифровывала соответствующие записи.

Как это ни странно, несмотря на свою обычную неразговорчивость, профессор был очень хорошим лектором. Я сидела на ступеньках в центральном проходе и видела, что он совершенно очаровал аудиторию. Мы с профессором провели несколько репетиций его лекции, которую он предпочитал называть «шоу», и идеально синхронизировали наши действия. Теперь я сидела, вытянув перед собой голые загорелые ноги, обутые в сандалии, в тон которым покрыла ногти бронзовым лаком. По обусловленному знаку я щелкнула мышкой, и на экране появилась фотография Мариан Рутерфорд, которая стояла возле своего небольшого домика.

На ней был застегнутый на все пуговицы жакет с закрытым воротом и длинная юбка, из-под которой выглядывали только носки ботинок. Волосы ее были слишком туго затянуты назад, но наклон подбородка свидетельствовал о добродушии. Она не улыбалась — в позднюю викторианскую эпоху это было немодно, — но в ее темных глазах горели веселые искорки, а аккуратные тоненькие брови были насмешливо приподняты. В изгибе руки, которой она опиралась на выточенную из слоновой кости ручку зонтика в форме головы лебедя, ощущалось что-то пижонское.