Руфь Уолкер - Мишель

— Немного жаль. Но когда я подумаю, что отдала ее тебе , мне становится радостно.

— Как ты жила эти три года без меня?

— Плохо. Я ни с кем не дружила, не бегала за мальчиками, не поддерживала их глупых разговоров, и меня здесь невзлюбили и даже начали травить.

— Бедная! И все это потому, что ты ждала меня.

— Но я многому научилась, и прежде всего — не показывать своих истинных чувств, так что теперь меня, кажется, приняли.

Дэвид накинул на себя и Мишель теплое шерстяное одеяло.

— Любовь любовью, а простудиться и заболеть нам ни к чему, даже если мы Ромео и Джульетта. Кстати, насчет Шекспира. Остаток зимы и весна в нашем распоряжении, и мы сумеем воспользоваться этим, правда ведь?

— Конечно.

— А затем тебе еще год учиться до выпуска и совершеннолетия. А там… там ты увидишь, как я умею держать свои обещания. Пока же…

— Пока же… — эхом повторила она, и они, посмотрев друг другу в глаза, рассмеялись и порывисто обнялись, сжигаемые все тем же вечным огнем.

С некоторых пор Мара стала позволять себе маленькое удовольствие — поспать между окончанием дневного представления и началом вечернего, когда поток посетителей заметно спадал. Чаще всего она даже не утруждала себя переходом к своему фургону, а просто устраивалась на раскладушке в заднем отделении палатки, чтобы соснуть часок-другой.

Кланки использовала это время для того, чтобы навестить приятельниц и узнать последние новости. В эти дни, однако, не было иных разговоров, кроме как о финансовых проблемах. А в том, что впереди их ждут большие трудности, Мара не сомневалась. Цирк исправно платил проценты по кредитам и пользовался хорошей репутацией, но прибыль неуклонно сокращалась, приходилось все туже затягивать пояса и все меньше денег оставалось на обновление оборудования, гардероба, да и зарплата росла гораздо медленнее, чем цены.

Самое печальное заключалось в том, что несмотря на репутацию одного из самых респектабельных цирков страны, Брадфорд-цирк как бы застрял в межвременье. И один из главных виновников такого положения дел сидел сейчас за столом Мары, попивал из стакана знаменитое «тигровое молоко» Кланки и не давал гадалке поспать лишний часок.

Мара взирала на мистера Сэма со смешанным чувством нежности и возмущения. Как раз недавно Майкл признался ей, что готов уже сбежать в другой цирк, потому что отец все время ставит ему палки в колеса и не дает довести до конца ни одного из проектов обновления цирка, а хуже половинчатости нет ничего на свете.

Мистер Сэм вот уже полчаса не переставая о чем-то бубнил. Мара не слушала, понимая, что ее присутствие — дело десятое, старику просто нужно выговориться, повспоминать свое славное прошлое:

— … и когда война уже заканчивалась, откуда ни возьмись на голову свалилась «испанка». Столько народу из труппы отдало концы, что пришлось прекратить наши гастроли. Правительство запретило многолюдные сборища, и податься намбыло совершенно некуда. Мы оказались тогда в Медфорде, прямо там разбили на главной арене полевой госпиталь, разделив койки с больными простынями, развешанными на веревках. Брали и городских, потому что больницы были переполнены. Часть наших женщин подалась в медсестры, и один из местных докторов на пару с доком Смитерсом, нашим тогдашним ветераном цирка, выбились из сил, но сделали все, что могли. А потом, не поверишь, поползли слухи, что это мы завезли в город «испанку», и были большие разборки с местными…

Мара украдкой зевнула. Она слушала эту байку, наверное, в сотый раз. Что ж, старикам свойственно без конца пережевывать прошлое… Кстати, а сколько же лет мистеру Сэму? С его костлявостью, все еще густой шевелюрой — интересно, облысеет ли Майкл в его годы? — он мог ввести в заблуждение кого угодно.

Вздохнув, Мара прервала монолог старика:

— А сколько тебе лет тогда было, Сэм?

Мистер Сэм заморгал, сбитый с толку.

— Ну, наверное… если я родился в девяностом… мне было лет двадцать пять. Если бы не нога, я бы тоже славно повоевал! Но в детстве сунул свою задницу под копыта першерона [1] порода лошадей-тяжеловозов. и получил перелом. Я пришел, чтобы записаться добровольцем, а меня завернули… Это был самый печальный день в моей жизни: мы тогда понимали, зачем и для чего воюем, не то что сейчас с этим Вьетнамом! Полно наших людей побывало на первой мировой. Джесс Олсон вернулся без ноги — отняли по самое колено, — мистер Сэм сделал красноречивый жест, — а некоторые, Джек Тафф, например, и еще один — не помню, как его звали… он еще делал двойное сальто-мор— тале в воздухе — эти так и не вернулись.

Мара внимательно рассматривала его, обдумывая одну идею.

— Так ты был всего на пятнадцать лет старше меня, когда я попала в твой цирк? Забавно… Я думала тогда, что тебе самое меньшее лет сорок.

Мистер Сэм улыбнулся, словно услышал комплимент.

— Мне всегда давали больше моих лет. И это оказалось очень кстати, когда я остался при цирке после смерти моего старика. Хотя я, слава Богу, был вполне готов к тому, чтобы заправлять лавочкой.

— И Майкл у тебя созрел удивительно рано, — лукаво заметила Мара.

— Угу, наверное, так… — На этот раз в голосе Сэма не чувствовалось особого воодушевления. — Мы по-разному смотрим на одни и те же вещи, но я не мешаю ему и не вмешиваюсь в его дела.

— Ой ли, Сэм! — покачала головой Мара.

Старик возмутился:

— Да, черт возьми, я ему не мешаю! То, что я не расстаюсь с цирком, ничего не значит: цирк — это моя жизнь; но я никогда не забываю, что мое дело — сторона. Я даю ему советы, но он вовсе не обязан им следовать.

— И конечно, ты никогда не напоминаешь ему, кто из вас фактически является хозяином?

— Ну, я ведь все-таки имею право настоять на своем, если мне не по душе какая-нибудь его сумасбродная идея? Разве можно вынести, например, когда оркестр начинает играть эту кошачью музыку, которую и музыкой-то назвать нельзя? Народу по душе старые песни, со смыслом и содержанием…

— Но время-то идет вперед, Сэм! Ведь ты и сам раньше вводил всякие новшества.

— А то как же! Но это — совсем другое дело. Мой старик погряз в прошлом, и если бы я не пошел на перемены, мы бы уже давно отдали… — мистер Сэм замолк на полуслове и уставился на Мару свирепым взглядом. — Ладно, черт возьми, твоя взяла! Ты всегда умела всех обвести вокруг пальца. Думаешь, я забыл, как ты уговорила меня продать тебе наши «зимние квартиры» во Флориде?

— Да ты меня ободрал как липку! И потом, разве у тебя хоть раз был повод пожаловаться? Что плохого в том, чтобы из года в год иметь бесплатную зимнюю стоянку?

Старик насупился, но не нашел что возразить. Действительно, деньги, которые он платил, практически целиком шли на покрытие налогов и выплату страховки, а кроме того, Мара не раз и не два отказывалась от выгодных предложений по покупке участка — предложений, которые сулили ей богатство. Впрочем, она и так была богата, хотя никто, включая Кланки, не знал о ее вложениях в недвижимость, в акции и облигации.