Татьяна Герцик - Самое ценное в жизни

Хозяин, перехватив гостью по дороге, пригласил ее посидеть рядом с ним в удобном кресле, откуда была видна вся их разношерстная кампания. Наклонился и сказал что-то в маленькое отверстие плоского приборчика, лежавшего перед ним на низком журнальном столике палисандрового дерева. На экране высветился текст на русском языке:

– Разрешите пригласить Вас сегодня в Руанский собор. Вы ведь, насколько я знаю, там еще не были? – он вопросительно посмотрел на собеседницу, ожидая ответа.

Она заинтриговано сказала в эту же дырочку:

– Нет, не была. С удовольствием съезжу. А кто поедет еще? – и посмотрела на дисплей. Там появилась надпись уже на французском.

Он прочел ее и обвел небрежным взглядом присутствующих.

– О, наверное, все! Экскурсия весьма интересна и познавательна. Собор построен в тринадцатом – четырнадцатом веках. Оденьтесь только потеплее. Прохладно. Хотя в Руане будет гораздо теплее.

Татьяна побрела к себе, стараясь не пугаться его опасно вспыхивающих глаз, ведь она поедет с ним не одна. Горестно вздохнула, вспомня строжайший наказ Юрия Георгиевича угождать хозяину во всем. До разумных пределов, естественно.

Надела плотные черные джинсы, тонкий пушистый свитер из серебристого мохера, купленный в Финляндии. Накинула куртку с капюшоном и обула теплые зимние сапожки. Что ж, теперь она готова к любым природным катаклизмам. Спустилась вниз, оглядываясь по сторонам в поисках остальных. Мсье Дюваль уже ждал ее внизу, одетый почти так же, как она.

Увидев ее, довольно улыбнулся, быстрым шагом прошел навстречу, подхватил под руку и повлек к выходу. Татьяна испуганно воскликнула:

– А где все?

Он замахал рукой куда-то вдаль, и она решила, что спутники уже в машине и ждут ее.

Мсье Дюваль подвел ее к длинному лимузину с затененными стеклами. Водитель, несмотря на сильный ветер стоявший навытяжку рядом с машиной, тут же распахнул дверцу. Дюваль галантно подсадил Татьяну и она оказалась внутри. Он моментально забрался следом, сел напротив, водитель захлопнул дверцу, и машина резво рванулась с места.

Это было проделано с такой сноровкой, что она обнаружила, что они в салоне вдвоем, только после того, как автомобиль набрал приличную скорость. Оглядевшись, не поверила своим глазам.

– Где все? – голос сорвался на неприличный визг.

Мсье Дюваль пожал плечами, нажал на какую-то кнопку, и между ними и водителем поднялась темная стена. Вытащил из кармана переводчик. Она повторила вопрос, старательно контролируя дыхание. Он пожал плечами.

– Никто не поехал.

Она некрасиво выпучила глаза.

– Как не поехал? Скажите лучше, что больше никого не звали!

Он послушно повторил, как маленький мальчик за воспитательницей:

– Никого больше и не звал! – и откровенно добавил, посматривая на нее мерцающими в полумраке черными глазами: – А как еще я могу поухаживать за прелестной дамой, если ее постоянно окружает толпа? Приходится прибегать к маленьким хитростям.

Он бережно заправил выбившийся из ее прически сверкающий локон. Она возмущенно отстранилась.

– Я замужем!

Он тягуче усмехнулся.

– Это поправимо. Самое ценное в замужестве – оно не навек.

Она схватилась за соломинку.

– А где ваша жена?

Он наклонился ниже и почти коснулся губами ее ушка.

– Я не женат. Уже давно. Но вы вполне можете стать моей женой. Если захотите, конечно. Я никогда еще не встречал такой потрясающей смеси красоты и застенчивости. Это пикантно и очень необычно. Вы вообще не походите на знакомых мне женщин. С вами я чувствую себя, – он помолчал, подыскивая подходящее слово, – живее. Энергичнее. Вас хочется беречь и лелеять, чем я уже давно перестал заниматься. Вы настолько женственны, что рядом с вами любой, самый заурядный мужчина чувствует себя античным героем.

Татьяна решила не спорить зря и застыла в гордом молчании, игнорируя его предложение выпить. Он не настаивал, налил себе в прозрачный бокал темно-малинового густого вина и всю дорогу посматривал на нее с ласковой усмешкой.

Несмотря на ее негодование, в Руане оказалось очень занимательно. Она отвлеклась от всего, что мучило ее душу, рассматривая потрясающий Руанский собор. Даже не верилось, что это кружевное чудо – творение человеческих рук. Собор был интересен и сам по себе, и своей историей. Одно то, что его рисовали великие художники – Клод Моне, импрессионисты, сюрреалисты, – вызывало в ее душе искреннее к нему почтение.

Когда к ним подошел немолодой экскурсовод, говорящий на приличном русском языке, она с невольным уважением и благодарностью посмотрела на своего спутника. Он довольно улыбнулся, подхватил ее руку и интимно поцеловал ладонь. Она с негодованием посмотрела на его уверенное лицо, но возмутиться не посмела.

Экскурсовод оказался настоящим профессионалом и рассказал столько интересного, что у нее от переизбытка информации голова пошла кругом.

После экскурсии Татьяна расспросила его и выяснила, что он сын российских эмигрантов. Ей хотелось еще повыспросить его о родителях и жизни, но мсье Дюваль решительно взял ее под руку и, попрощавшись с экскурсоводом, усадил в машину. Предложил заехать в ресторан, но она решительно отказалась, обидчиво сверкая глазами. Понимая, что давить не следует, он услужливо довез ее до замка, простился и уехал по своим делам.

Вечером Татьяна и не пыталась позвонить домой. В ее апартаментах телефона не было, а тревожить хозяина даже малейшими просьбами совершенно не хотелось. Одна мысль о том, чтобы встретиться с ним снова, вызывала тихую панику. Можно было, конечно, спросить у дворецкого, дежурившего внизу, где здесь телефон, но она была уверена, что все ее просьбы будут тотчас переданы по назначению, а именно доложены мсье Дювалю, и тот непременно воспользуется полученным предлогом для новой встречи.

Неделя в замке выдалась самой напряженной за последнее время. Во-первых, она всей душой стремилась домой, к Владимиру, во-вторых, француз с неистощимой изобретательностью постоянно устраивал свидания наедине. То в бассейне, куда она пришла, условившись встретиться здесь со всей группой, но оказавшись почему-то в гордом одиночестве, и была вынуждена проплавать почти час под горячими взглядами хозяина. То, пойдя в оранжерею вместе с Юрием Георгиевичем и Верой Ивановной, неожиданно, сама не понимая как, оказывалась в паре с владельцем поместья. Всё это происходило так стремительно, что она не успевала принимать превентивные меры, чтобы избежать уединения с хозяином, и была вынуждена принимать это, как неизменяемую данность.

Справедливости ради она признавала, что во время их свиданий он вел себя безупречно, как истый кавалер, и она чувствовала себя с ним в относительной безопасности. В относительной, – потому что несколько раз перехватывала его откровенно мужские взгляды, тут же скрываемые под маской светской любезности.