Элизабет Хардвик - Тайники души

Робин выбрала тяжелый том в кожаном переплете, посвященный фламандской живописи. Книга была редкой и старинной и должна была доставить ей много удовольствия.

В доме царила странная тишина, когда Робин возвращалась по галерее в свою комнату. Все лампы в холле были погашены, и свет падал только из приоткрытой двери ее комнаты. Пробираясь к себе мимо многочисленных закрытых дверей, Робин чувствовала, что по ее спине пробегает дрожь. Огромный и почти нежилой дом напоминал ей мавзолей.

— Я забыл предупредить вас, чтобы вы не пугались, если, проснувшись, не застанете меня дома.

Люк стоял у подножия лестницы, почти незаметный в темноте. Робин пришлось перегнуться через перила, чтобы разглядеть его.

— Вы куда–то уезжаете? — спросила она. Отчего–то ей стало не по себе при мысли о том, что она останется одна в огромном пустом доме. По сравнению с этим даже общество Люка казалось не таким невыносимым.

Он пожал плечами.

— Каждое утро я выхожу на прогулку с Гармом. И обычно это занимает не меньше двух часов.

Ну разумеется, такой огромной собаке необходимо много бегать.

— Я могу пойти с вами, — быстро сказала Робин и почти сразу же пожалела об этом, вспомнив, что собиралась уехать на весь день в город.

— Можете, — равнодушно согласился он, — если у вас найдется подходящая одежда и обувь, чтобы карабкаться по холмам. Там, где мы обычно гуляем, не слишком много тропинок.

Робин как раз взяла с собой подходящую экипировку, потому что рассчитывала гулять по окрестностям с Дотти. Она много слышала о живописных нормандских пейзажах и хотела увидеть их своими глазами.

С Дотти, но не с Люком.

— В таком случае, можете присоединиться к нам около восьми часов. Если, конечно, это не слишком рано для вас, — не преминул он уколоть ее.

Его равнодушный тон говорил о том, что ему совершенно безразлично, пойдет с ними Робин или нет. Он выходит в восемь утра, и точка.

А почему бы и нет? Люк уже не раз давал ей понять, что ставит свои желания и потребности превыше всего. И, что самое странное, Робин начала понемногу привыкать к этому.

5

Ночью Робин спала беспокойно. Ей снилось, что она превратилась в огромную собаку и Люк читает ей лекцию о том, какие сложные, непостижимые и противоречивые существа — женщины. Робин хотелось возразить ему, но из собачьей пасти вылетало лишь негромкое поскуливание. Она проснулась, все еще возмущенная своим неожиданным бессилием, а затем, сообразив, что это был только сон, тихонько рассмеялась и поудобнее устроилась в постели, чтобы заснуть снова. Но сон не шел. Некоторое •время Робин ворочалась с боку на бок в тщетных попытках уснуть, но наконец сдалась и стала лежать тихо, вслушиваясь в темноту.

В противоположность другим старым домам «Медвежий угол» был удивительно тих. Ничто в нем не скрипело, не кряхтело, не постукивало, не скреблись мыши — Робин подумала, что их, должно быть, давно повыловил храбрый Гарм. Только шумел ветер за окном, да изредка откуда–то доносился жалобный крик ночной птицы. Наконец, измученная бессонницей, Робин решила спуститься в кухню и приготовить себе горячего молока. Это верное средство никогда еще ее не подводило. Она встала, накинула халат и толкнула дверь своей комнаты.

Сначала ей показалось, что дверь заперта, но затем Робин поняла, что ее просто подперли чем–то тяжелым. Навалившись всем телом, Робин сумела немного приоткрыть ее и в образовавшуюся щель увидела темно–серую шкуру Гарма. Пес спал, привалившись спиной к двери и вытянув мощные лапы. Открывающаяся дверь побеспокоила его, и он, не просыпаясь, издал уже знакомое Робин низкое предостерегающее рычание.

Робин снова захлопнула дверь и бросилась на кровать. Не было никаких сомнений, что Люк специально оставил у двери пса, чтобы помешать ей выйти. Должно быть, она действительно слышала сквозь сон, как он разговаривает с собакой около ее двери. Робин со всей силы стукнула кулаком по подушке. Пес за дверью завозился, устраиваясь поудобнее, громко зевнул и снова затих. Неожиданно для себя Робин тоже довольно быстро заснула.

Утром ее ждало еще одно потрясение. Проснувшись около семи утра, она подошла к окну, чтобы посмотреть, не улучшилась ли погода. Но, раздвинув занавески, застыла словно громом пораженная.

Чуть поодаль возвышался крутой утес. На вершине его, на самом краю, росла одинокая сосна. Странно изогнутый ствол, широко раскинутые ветви — все было до мельчайшей черточки знакомо Робин. Сотни раз она видела эту сосну и этот утес на картине в своей гостиной.

На картине Теренса.

Он подарил ей эту картину в тот день, когда сделал предложение. После его смерти Робин сняла пейзаж со стены, чтобы убрать в кладовку, потому что его вид пробуждал в ней слишком грустные мысли о недавней утрате, но так и не смогла этого сделать. Много–много часов провела она на диване в странном оцепенении, устремив взгляд на стоящую у стены картину. Подолгу перебирала в памяти каждую свою встречу с Теренсом, каждый час, проведенный с ним, упиваясь сладкой болью, которую причиняли эти воспоминания.

И вот теперь они нахлынули вновь…

Без четверти восемь Робин спустилась вниз. Люка нигде не было, но теплый чайник на плите в кухне ясно показывал, что он вышел совсем недавно. Робин снова зажгла газ, села за стол и задумалась. Неужели Люк ушел без нее? Она бы не удивилась этому, если бы сейчас было хотя бы пять минут девятого, но вряд ли он решится уйти на пятнадцать минут раньше им самим назначенного времени, просто чтобы позлить ее.

Она уже допивала кофе, когда услышала знакомый стук входной двери. Люк появился на пороге и смерил ее взглядом с головы до ног.

— Гмм… что–то вы не похожи на раннюю пташку, — сказал он вместо приветствия.

— Доброе утро, — со значением произнесла она.

— Доброе, если вы так считаете, — согласился Люк, но в его глазах плясали смешинки. — Надеюсь, вы хорошо спали ночью.

— Благодарю вас, я замечательно выспалась, — холодно ответила Робин, решив ни словом не упоминать о собаке.

Люк недоверчиво посмотрел на нее, потом подошел к плите и принялся готовить кофе для себя.

— Я попросил Гарма провести ночь у вашей двери, — сказал он, не оборачиваясь.

— Вот как? — заметила она с великолепно разыгранным удивлением. — Для чего?

— Я подумал, что так вы будете чувствовать себя в безопасности.

— В безопасности от кого?

Вопрос был резонный. Люк был единственным, кроме Робин, человеком в «Медвежьем углу», а уж ему–то Гарм никак не стал бы препятствовать, реши он войти в ее спальню.

— Ну… просто в безопасности, — невнятно пробормотал Люк. — Прошу меня простить, если я был не прав.

На самом же деле он ничуть не выглядел виноватым.