Татьяна Герцик - Вынужденный брак

Возможно, пройдут годы, и она еще встретит человека, которого сможет уважать, которому сможет доверять. А с Юрием всё равно ничего не получится. Слишком они разные.

Юрий приехал в свою комнату в гостинице и упал на диван. Внутри всё болело, как будто открылась старая рана. В голове вертелся один вопрос: за что? Было так обидно, будто его страшно оскорбили, унизили. Внезапно в голове мелькнула мысль, от которой он рывком сел, обхватив голову: а не было ли так же обидно Саше, когда он столь наглядно демонстрировал ей свое пренебрежение? Ведь она тогда любила его, он это точно знал!

Он тихо застонал от невозможности повернуть время вспять. Если бы она позволила, он смог бы залечить нанесенные им самим раны. Но вот чужой ребенок…

Он почувствовал сильнейшее желание поймать Пашку и задушить его медленно и с удовольствием! Но неужели Саша решится родить еще одного ребенка и воспитывать его без отца? Мать-одиночка – довольно неприятный социальный статус.

И вдруг в голове всплыла где-то слышанная им фраза: он будет моим ребенком. Эта мысль всё сильнее и сильнее охватывала ум. А если он всё-таки женится на Саше? О том, что ребенок не его, никто и не узнает.

На следующий день приехал в институт, думая лишь об этом. Миновав охрану, наткнулся на словоохотливую Нину Гавриловну, сидящую на ресепшн. Завидев его, она по-заячьи подпрыгнула и метнулась навстречу.

– Юрий Евгеньевич! Вас просил подойти Игорь Николаевич! Прямо сейчас!

Недоумевая, что могло от него понадобиться директору НИИ, Юрий поднялся в приемную на второй этаж. Секретарша Людочка, уверенная, что в такое раннее время работать просто неприлично, с укором посмотрела на него одним накрашенным глазом. Второй находился в процессе. Указав пальчиком на дверь в кабинет босса, продолжила ответственную процедуру.

Постучав, вошел в просторное помещение, отгороженное от приемной тамбуром. Игорь Николаевич, уже сидевший за столом и внимательно изучавший лежащие перед ним бумаги, встал ему навстречу, крепко пожал руку. Приветливым жестом указал на кресло перед собой. Юрий сел, вытянув длинные ноги и вопросительно глядя на начальника. Тот покашлял и с некоторым недоумением произнес:

– Юрий Евгеньевич, вы ведь докторскую пишите? – Юрий согласно кивнул головой, несколько напрягаясь. Он считал, что это событие не из тех, что заслуживают приватного разговора у директора. – Ну, так вам крупно повезло – в Берлинском университете есть кафедра, которая работает как раз над такой же темой. Вы, насколько я знаю, неплохо владеете немецким? – Юрий растерянно мотнул головой, не зная, опровергать или подтверждать этот вопрос. Решив, что этот непонятный жест означает согласие, директор продолжил: – У вас появилась возможность съездить туда на стажировку, на два месяца, приглашение и командировочные в отделе кадров. Выезжать нужно завтра, самолетом. – Не удержавшись, несколько ехидно добавил: – Как хорошо, когда есть такие влиятельные друзья!

Юрий в полном расстройстве чувств поблагодарил директора и выскочил в коридор с единственным желанием убить благодетеля. Прибежав в Пашкин отдел, увидел за его столом презрительно хмыкающую Зиночку. Сердито рявкнул, уже обо всем догадавшись:

– Где этот подлый тип?

Та лучезарно улыбнулась правильной характеристике коллеги, и печально ответила, досадуя, что морду ему бить не будут:

– А он отгул взял. Сказал, что дорожит своей физиономией. Привет вам просил передать. – И с нескрываемым восторгом спросила: – А правда, что это вы в прошлый раз ему фингалов наставили? Он потом две недели на больничном валялся, но все равно, когда пришел на работу, был очень приятного желтовато-зеленоватого цвета.

Не став ничего ни опровергать, ни подтверждать, Юрий повернулся и быстро выбежал из комнаты, успев на прощанье расслышать восхищенный Зиночкин голос:

– Так это правда! Вот здорово!

Получив командировочное удостоверение и деньги, купил билет на самолет и отправился в родительскую квартиру – все необходимые вещи лежали там. Заскочив в прихожую, первым делом набрал рабочий телефон Саши. Никто трубку не брал. По домашнему – тоже. Решив перезвонить попозже, начал собираться. Кидая вещи в дорожную сумку, скованно пожаловался матери на подлость бывшего друга.

Она не поняла, в чем же эта самая подлость заключалась:

– Но разве легко получить приглашение на такую стажировку?

– Конечно, нет! Это наизнанку надо вывернуться, чтобы его достать! Вот ведь как старается, гад, меня с дороги убрать!

Лариса Львовна недоуменно переспросила:

– С какой дороги?

Смекнув, что матери ничего об их соперничестве не известно, Юрий посопел носом, соображая, что можно рассказать, что нельзя.

– Да он за Сашей приударил, скотина! Вот и убирает конкурентов!

Мать осторожно поинтересовалась:

– А ты что, конкурент?

Он яростно подтвердил:

– Конечно! Была бы моя воля, я бы его к ней на порог не пустил!

Лариса Львовна посмотрела на разъяренное лицо сына с красными пятнами на скулах. Она таким его никогда не видела. Неужели Саша значила для него гораздо больше, чем она себе представляла? Внезапно почувствовала себя виноватой. Вот ведь правильно говорят – никогда не надо вмешиваться в дела взрослых детей! По крайней мере виноватым себя чувствовать не будешь.

Жалостливо пошмыгав носом, скованно призналась:

– Я не права была, когда так плохо к ней относилась. Она милая девочка.

Сын только рукой махнул на это запоздалое признание.

– Да оба мы хороши! Но я-то вообще дурак дураком был! – Что-то вспомнив, поинтересовался: – А где отец?

– Улетел в Москву. У него завтра важное совещание. К выходным должен вернуться.

Юрий поколебался, но спросил:

– Мама, вы с отцом помирились?

Пожевав губами, она неохотно ответила:

– Да мы и не ссорились. Просто не поняли друг друга.

– А теперь поняли?

– Ну да.

Он вздохнул.

– Вот если бы мы с Сашей тоже поняли друг друга.

Лариса Львовна потупилась и скованно поинтересовалась:

– Ты любишь ее, Юра?

Он просто ответил:

– Да. Жаль, что я поздно это понял.

Мать с сожалением протянула:

– Плохо мы с ней обращались. Она с нами себя изгоем, наверное, чувствовала.

Он сухо подтвердил:

– Конечно. Но вела себя всё равно идеально: никаких истерик, споров, требований. Хотя так ведут себя с чужими людьми. Я это только сейчас понял. Я для нее никогда родным не был. А может, не давал им стать.

Лариса Львовна опустила голову.

– Думаешь, не простит?

Он с удивлением посмотрел на мать.

– А если просит, ты что, ее примешь как родную?

Она с достоинством уточнила:

– Ну, как родную вряд ли, у меня только один сын – ты. Но так, как раньше, относиться, конечно, больше не буду. Тогда ведь я считала тебя жертвой, хотя жертвой была она, а не ты. Ты был старше и мог бы уже за свои поступки отвечать. Но всем матерям их дети, наверное, всегда будут казаться несмышлеными малышами.