Вера Колочкова - Спасение утопающих

– Постой, я ничего не понимаю… – снова мотнула головой Наташа. – Какая суррогатная мать? Какие родители? Это же твой ребенок?

– Мой, конечно. Мой и Дэна. Дэна, который был не крот! Он тоже был тот самый, настоящий, понимаешь? Из ладоней которого мне бы никогда не захотелось своих пальцев побыстрее вытаскивать, как тебе сегодня из Костиковых!

– Ну, это понятно…

– Что, что тебе понятно?! – вскрикнула Даша, и снова взлетели над лицом прядки-перышки, и снова заблестели глаза свежими набежавшими слезами, уже готовыми собраться-набухнуть прозрачными капельками в уголках глаз.

– Понятно, что Дэн твой – не крот, – спокойно проговорила Наташа. – А вот про ребенка совсем, совсем ничего не понятно! Ты что, и впрямь его кому-то отдать хочешь?

– А что, разве это не будет честнее? – с вызовом проговорила Даша, смахивая со щек выбегающие из глаз быстрым бисером капельки. – Ты ведь тоже, по сути, собираешься отдать своего Макарку Свете да отцу Костика! Разве не так? Ведь наверняка не откажешься от полученного предложения! И замуж за крота пойдешь, и всю жизнь с ним проживешь в благополучии. А Макаркой твоим Света будет утешаться. Так что мы обе с тобой утопающие, Наташа. Обе одинаково тонем и одинаково барахтаемся! Только каждая барахтается по-своему. Кто как умеет. Какие руки помощи судьба пошлет, за те и хватаемся. Ты – за Светины, я – за мамины…

– Нет, Дашка, ты не права, – тихо проговорила Наташа. – Не права ты, Дашка… Утопающий сам себя спасает, а не хватается за чьи-то руки! Барахтается, как может, и сам себя спасает. Вот я как раз и барахтаюсь. А ты… Ты даже и не тонешь. Ты, еще и до воды не долетев, уже в чужие руки вцепилась. Самый легкий путь выбрала…

– Да? Легкий?! Отдать своего ребенка в чужие руки – это ты называешь легким путем?

– Так не отдавай!

– Да не могу я… – уже навзрыд заплакала Даша. – Не могу, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Хоть убей. Я бы ни за что и никому Макарку не отдала, хоть режьте меня на куски, хоть какие там будут ужасные обстоятельства! Даша, ты что? Ты опомнись, Даша…

– Ладно, не учи меня! Ты же не знаешь ничего! Говорю же – не могу! Да и поздно, наверное, одумываться. Моему ребенку уж и родителей нашли…

– Дашка, ты что говоришь… – с ужасом отпрянула от нее Наташа. – Каких родителей?

– А то и говорю! И не надо на меня так смотреть, поняла?

– Как смотреть?

– Презрительно, вот как! Ты ведь презираешь меня сейчас, да?

– Ну, если честно… – пожала плечами Наташа, – если честно, то и правда презираю. И не понимаю. Ты просто успокойся, Даш. Ты что-то не то делаешь сейчас, ты успокойся…

– Да хватит! Хватит со мной разговаривать как с идиоткой! – соскочила Даша с дивана и решительно направилась к выходу. – Презираешь, так и презирай! И на здоровье! Подумаешь, презирает она… Да чем, чем ты лучше меня, скажи?

– Ничем… – тихо в спину ей проговорила Наташа.

– Вот именно – ничем! И не надо меня учить, что мне делать! И вообще – без тебя тошно…

Быстро натянув сапоги и куртку, она выскочила из ворот гостеприимного домика и широко зашагала по тропинке вдоль домов. Наклонив голову, решила было застегнуть «молнию» на курточке, да не смогла – руки ходили ходуном. То есть скрючились и тряслись, и перед глазами все прыгало в нервной и обидно-жгучей лихорадке. Бросив бесполезное занятие, Даша махнула рукой и пошла дальше, ничего не видя вокруг от слез. Ноябрьский ветер тут же совершенно по-хамски распахнул полы ее куртки, проник под тонкую кофточку, прошелся по нежной девичьей коже, оставляя после себя следы-пупырышки. Ему ж, ветру этому, и невдомек было, что девушке Даше Кравцовой игры его холодные в хрупком беременном положении организма вовсе не полезны и что простывать ей сейчас ну никак нельзя. Тем более простуда осенняя – штука очень коварная. Она в свои сети таких вот девушек и ловит, от слез разгоряченных да еще и в куртках модных напропалую распахнутых. Ей, простуде, все равно, беременная эта девушка или не беременная…

Утро всполошило Надежду Федоровну очередной неприятностью – сколько же можно-то? Почему они так щедро валятся на ее бедную голову? Вроде и не заслужила ничем. Жила себе жила, ни о чем не тревожась, и вдруг послал Господь ей заботу в лице внучки Дашеньки…

Заглянув в это утро к ней в комнату, она поинтересовалась осторожно-ласково, отчего это она не встает и не собирается в школу. Пора, мол. И завтрак давно ее ждет. Она так расстаралась с утра, любимые ее сырники со сметаной приготовила, блузку-юбку нагладила и сама уже опаздывает на службу катастрофически. Внучка, однако, никак не вняла ее ласковым призывам и лишь промычала из-под одеяла что-то тоненько и сипло. А что – Надежда Федоровна и не разобрала сразу. Постояла в дверях нерешительным изваянием, подошла поближе, снова произнесла тихо-вопросительно:

– Ну, вставай же, Дашенька?

– Ммм… – откинув с лица одеяло, недовольно повернулась к ней Даша. – Не могу я, бабушка… Плохо мне…

– Что? Почему плохо? Где плохо? – начала сыпать горохом испуганных вопросов Надежда Федоровна, растерянно вытаращившись на внучку. – Ты что, Дашенька? Зачем пугаешь меня? Что с тобой случилось?

– Да простыла, господи… – снова отвернувшись к стене, пробурчала сиплым голосом Даша. – Горло болит, голова болит… Да и тошнит еще к тому же…

– Ой, а что теперь делать? – разведя руки в стороны, снова тихо-растерянно проговорила Надежда Федоровна и застыла, будто ожидая от внучки четких указаний.

– Да ничего не надо делать. Полежу, и пройдет. Вы идите, бабушка, я дома останусь. Плохо мне.

– О господи, этого еще не хватало… – прошептала про себя Надежда Федоровна. А протянув руку и коснувшись ладонью Дашиного лба, испугалась и того тошнее от его горячего температурного импульса и отдернула ее тут же, словно боясь обжечься.

– Идите, бабушка, я спать очень хочу. Не трогайте меня, пожалуйста, – жалобно прохныкала Даша, натягивая одеяло на голову.

– Ну как же это, идите… Надо ведь что-то делать? Надо маме звонить? Или лучше врача вызвать? А, Даша? Ой, не знаю… Вот наказание на мою голову… – всплеснула она полными ручками. – А у тебя медицинский полис с собой, Дашенька?

– Ой, да нет у меня никакого полиса! И врача никакого вызывать не надо! Идите уже, бабушка! Оставьте меня в покое, наконец! – плаксиво простонала из-под одеяла Даша и всхлипнула совсем по-детски и даже ногой дрыгнула нетерпеливо-капризно.

– Хорошо, хорошо, лежи пока… – отступила к дверям Надежда Федоровна. – Я сейчас за Тамарой Петровной сбегаю…

Тамара Петровна, пожилая одышливая женщина, когда-то известный на всю округу врач-педиатр, жила этажом ниже и по старой памяти пользовала всех соседских приболевших детишек. И Надежда Федоровна с ней приятельствовала с тех еще пор, когда маленькая Аленка сваливалась с обязательными детскими простудами. И сейчас, выслушав сумбурные объяснения соседки и водрузив на мощную грудь старый, видавший виды фонендоскоп, безропотно поднялась к ней в квартиру. Протиснувшись в дверь Дашиной комнатки, уселась рядом с ее кроватью на скрипнувший жалобно под грузным туловом стульчик и решительно сдернула с девушки одеяло.