Лайза Джексон - Бремя страстей

Он стоял, неловко привалившись плечом к дверному косяку и опираясь на костыль; дела его шли на поправку, и с каждым днем он становился все больше похож на того Чейза, за которого она вышла замуж. Несмотря на крас­ные пятна от ожогов и шрамы на лице, он сохранил былую привлекательность.

Чейз кивнул на компьютер.

— Не лучше ли предоставить полиции за­ниматься этим? Помощник шерифа спит и ви­дит, как бы ему кого-нибудь сцапать.

— Это-то меня и тревожит, Чейз. Поэтому я и хочу докопаться до истины. Я думала, что и ты не успокоишься, пока не найдешь того негодяя, который все это устроил.

— Да, я хотел бы найти его, но не желаю превращаться в одержимого местью маньяка. Только посмотри на это. — Он указал на стол, заваленный бумагами и газетными вырезками; среди всего этого стояла неприкаянная чашеч­ка кофе, до которой она даже не дотрону­лась. — Похоже, ты не в состоянии думать ни о чем другом! — Его взгляд упал на фотогра­фию Маршалла Болдуина, и он сквозь зубы процедил: — Не знаю, Кэссиди, на что ты на­деешься, но думаю, тебя ждет разочарование.

— Почему?

Он хмуро, исподлобья посмотрел на нее. —- Ты ведь все еще пытаешься разыскать Брига, не так ли?

Она устало покачала головой.

— Да нет, просто…

— Неужели? — В его голосе звучали метал­лические нотки.

— Я просто хочу знать правду.

— Вот как?— Он вскинул брови в при­творном изумлении.— А что если выяснится, что Болдуин и впрямь Бриг и что он мертв? Что тогда?

— По крайней мере я буду знать…

- Ты безнадежна! — Кэссиди показалось, что за нарочитой грубостью скрывается рас­терянность — только ли показалось? — Хвата­ешься за соломинку.

— Знаешь, этого Болдуина нашли на пожа­ре с медальоном святого Христофора, зажа­том в кулаке.

— Ну и что?

— А то, что в ту ночь, когда Бриг исчез, я дала ему точно такой же. — Голос ее дрожал, сердце готово было выскочить из груди: до сих пор она не смела открыться ни единой живой душе. И вот сейчас решилась. Чейз по­дозревал, что она лишилась девственности не без помощи его брата, но никогда не спра­шивал прямо, и оба избегали касаться этой темы. Между ними существовало молчаливое соглашение— не рассказывать друг другу о романтических увлечениях того времени, ко­гда они еще не были женаты. Это считалось табу — запретной темой. — В ту ночь я была с ним, Чейз! Он вернулся с пожара, но по­клялся, что он здесь ни при чем. Я поверила ему, уговорила взять Реммингтона и подарила на память медальон с цепочкой… Я помогла ему бежать, Чейз!

— Черт… — Доковыляв до бара, он достал с полки бутылку.— Я не хочу ничего знать об этом.

— Мне казалось, я любила его.

Он усмехнулся и налил себе стакан виски.

— Интересная получается история. Долж­но быть, и он любил тебя.

— Не думаю.

— Не думаешь? А что же ты тогда все эти годы так носишься со своими воспоминани­ями? Странная ты женщина, Кэссиди. Чертовс­ки странная.

Он сделал глоток и рукавом вытер губы. Как ни пытался, Чейз не мог скрыть того страдания, которое доставили ему ее откровения.

— Послушай, я понимаю, что допустила ошибку, нарушив неписаное правило, запреща­ющее говорить о том, что у нас было до брака. Но…

— Ты спала с ним,— как-то отрешен­но, казалось, без всякого осуждения проро­нил он.

— Да.— Она перехватила его искаженный болью взгляд, отразившийся в зеркале над ба­ром. — Ты же догадывался.

— Только уволь меня от гнусных подроб­ностей, ладно?

— Послушай. — Она встала и направилась к нему. — Лицо его точно окаменело. — Этому пора положить конец. Я допускаю, что Уилсон действует из самых лучших побуждений, но совершенно не уверена, что он сможет до кон­ца разобраться в этом деле.— Она взяла ста­кан у него из рук и поднесла к губам. Виски обожгло горло и горячим током разлилось по телу. — Ради нас двоих я хочу, чтобы это нако­нец осталось в прошлом.

По лицу его пробежала тень.

— Ради нас?

— Что, не веришь?

Он устремил на нее долгий недоуменный взгляд, словно не видел долгие годы. Затем поднял руку и ладонью осторожно коснулся ее лица. Деликатно, нежно. Она почувствовала, как дрожат у него пальцы, и Щекой прижалась к ладони.

— Многие носят при себе какие-нибудь ре­лигиозные безделушки — цепочки, крестики, образки… — не слишком убежденно произ­нес он.

— Я знаю…

Большим пальцем он поглаживал ее по щеке.

— Нельзя же строить догадки на каком-то медальоне.

— Да я и не строю…

Ладонь скользнула ниже и замерла на шее. Он буквально пожирал ее глазами. Взгляд его остановился на ее губах, и Кэссиди затрепетала в ожидании поцелуя. Она уже не помнила, когда в последний раз он смотрел на нее с та­ким желанием. Последний эпизод у бассейна не в счет.

Чувствуя комок в горле, она прошептала:

— Мы могли бы во всем разобраться…

— Зачем это тебе?

— Потому что… я… люблю тебя.— Она осеклась, поймав на себе его холодный взгляд.

— Ничего уже не изменить, Кэссиди. Я не верю… Не верю тебе. А, черт! — Внезапно Чейз выхватил стакан у нее из рук, залпом осушил его и с яростью швырнул в раковину. Фарфоровый смеситель стоимостью несколько тысяч долларов разлетелся вдребезги, но Чейз и бровью не повел.

— Через две недели снимут гипс, — зачем-то произнес он, отстраняясь от нее и не об­ращая внимания на то, что натворил.

Решив, что должна что-то предпринять, Кэссиди взяла его за руку.

— Чейз…

— Не надо, Кэссиди, — ответил он, отдер­гивая руку; в голосе его не было злости — только боль.

Она обиженно поджала губы. - Сколько ты еще собираешься затыкать мне рот?

— Не копайся в прошлом, Кэссиди,— от­ветил он, ковыляя к двери.— Для нас обоих будет лучше, если мы вообще забудем о нем.

Деррик плечом открыл стеклянную дверь и оказался в холле офиса «Бьюкенен энтерп-райзис». Вот она, Его империя. Он никогда не забывал, что он наследник. Неважно, что у Рек­са Бьюкенена есть еще дочь. Полновластным хозяином компании должен стать сын.

Деррик старался не принимать во внимание набиравшего силу Чейза Маккензи, хотя этого выскочку с дипломом юриста уважал сам ста­рик Бьюкенен. Впрочем, может, ему и повез­ло в том смысле, что кроме этого типа Другой родни не предвиделось и больше не от кого было ожидать подвоха. Вот если бы Энд­жи была жива — тогда другое дело.

Энджи.

Мысли о ней всегда вызывали в его душе смутную тревогу. К счастью, в последние годы он все реже вспоминал о ней. Какой толк жить прошлым! Сейчас его интересовало настоящее, в котором ему по праву первородства должна достаться компания отца.

Здание, в котором размещалась главная контора компании, было по-своему уникаль­ным. Конечно, оно не могло тягаться с нью-йоркскими небоскребами, однако вполне от­вечало своему назначению. Построенное в кон­це шестидесятых, внешне оно было ничем не примечательно: четыре этажа бетона, стали и стекла, в котором отражалось солнце позд­него лета. Зато внутреннее убранство поража­ло роскошью: кожаная мягкая мебель; столы с мраморными столешницами; высаженные в специальных кадках и достигавшие в высоту уровня второго этажа тропические деревья, растущие под естественным светом, проникав­шим сквозь стеклянный потолок; выложенные полированными плитами полы; матовый блеск медной фурнитуры.