Фелис Мариан - Любовь как приговор

-За доверием придёт и любовь, идиот. Не сможешь поверить, не сможешь по-настоящему любить, горе-муж.

-Мне лишь надо, чтоб она сидела в комнате, - процедил сквозь зубы Вик.

-А ты в это время будешь в тамошнем баре с девицами отжигать? Нет, друг, так не идёт. Тут я не помощник, сорри, - в динамике послышался ещё один голос, но уже женский. - Мне пора. Удачи.

Этот самый Арнольд сбросил, а Виктор тихо кипятился, снова ругаясь на испанском. Этот увлекательный разговор закончился, ничего плодотворного он так и не дал. Хотя у женишка очень даже смышлёный друг. И как к девушке серьёзно подкатывать, знает. Мне бы такого заботливо парня.

Первые нотки сна уже заполнили сознание, поэтому я свернулась калачиком ещё сильнее и отдалась в объятия Морфея.

Каждую ночь ко мне приходят страшные воспоминания. Далёкие, но такие колкие для сердца. И каждый вечер я молю Бога, чтобы это всё закончилось. И не просто молю, а читаю молитвы. Чтобы стало легче просыпаться и идти дальше, чтобы всё страшное ушло из ленты воспоминаний.

Всё случилось в мой день рождения. 6 лет, а папа находился в тот момент в самолёте. И как же было больно маленькой девочке, чей отец не мог приехать на её День Рождения из-за работы. Мама успокаивала, утешала и тихо шептала, что папочка скоро появится. Тот несчастный звонок. Машина отца сломалась по дороге в аэропорт, а самолёт уже начал посадку. И мама сорвалась, почти побежала к своему чёрному Вольво, чтобы бедный ребёнок был счастлив.

-Я скоро вернусь, девочка моя. Только жди, - улыбнулась мама и нежно поцеловала в щёку. Всегда всё делала с нежностью и любовью, всегда играла со мной и никогда не уходила надолго. В отличие от отца. Тот появлялся лишь поздними вечерами, когда маленьким детям уже положено спать, и на праздники.

Я свою маму считала самым настоящим эталоном красоты. Каштановые густые и длинные волосы, сами собой немного завивающиеся и разделяющиеся на прядки. Пушистые тёмные ресницы. Красиво изогнутые брови. Светло-голубые и в то же время яркие, завораживающие глаза. Прямой нос. Пухленькие губы. Выделяющиеся, будто высеченные скулы. Милые ямочки на щеках, когда она улыбалась. Идеальная фигура, за которой мы следили вместе: делали по утрам зарядку, занимались фитнесом днём и бегали ближе к вечеру. Я это всё тоже делала, но в меньших количествах, стараясь поддержать маму. В общем, она была настоящей красавицей с характером истинного ангела. Жаль, крылья за спиной не вырастали.

В тот момент, когда мама ушла к машине, я вдруг отчаянно захотела обняться на прощание. В своём красивом розовом платье с множеством рюш и бантиков сиганула за ней. Но не успела. Кто-то в доме, вероятнее всего, из прислуги крикнул:

-Александра!

Интуитивно обернулась и упала. Лица горничных исказились в диком ужасе, они что-то кричали, но мои уши словно отказались работать. Сильная боль и жжение в области правого плеча отвлекли на миг. Мир вокруг пылал, а я так и не смогла в тот момент услышать, что машина мамы взорвалась. Вместе с ней.

А мне в плечо воткнулся кусок железа. Что произошло с маленькой девочкой, увидевшей искорёженный автомобиль самого родного человека на земле, не описать никакими словами. Я пыталась бежать к остаткам машины, на при малейшем движении и даже повороте головы плечо ужасно ныло. Кусок арматурины прочно застрял. Самой прыткой и организованной оказалась повариха. Она мгновенно вырвала железо из плеча, от чего я взвыла, а потом потащила меня в дом. Папа приехал через час, а увидев место аварии, остановился на миг, но не выдержал долго, поэтому и убежал к себе в кабинет, прикрывая лицо руками. Плакал он или нет, не известно. По крайней мере мне.

Слух вернулся только ещё через час после приезда отца. Весь вечер в доме хранилось гробовое молчание. Старая миссис Ириадна, горничная и сиделка, пару дней не отходила от меня ни на шаг. Везде рядом. Но потом страсти улеглись, а на похороны мамы меня так и не пустили. Папа пытался что-то объяснить, но получилось слишком плохо. После этого я замкнулась в себе. Сначала хотела прыгнуть в реку с обрыва. Стояла и смотрела на водную гладь. Шаг. Почти у края. Ещё один. Земля начала осыпаться под таким весом. Слава Богу, горничные позвали на обед. Будто открыли глаза, включили свет в кромешной темноте. Только тогда начала размышлять: а что это даст? Мама ведь всегда всем желала добра и, наверно, захотела бы, чтобы я шла вперёд и не делала глупостей.

На могилку разрешили сходить только в 11 лет. И тогда же я решила прикрыть шрам на плече татуировкой. Долго выбирать не пришлось. В салоне сказали, что бабочка в Мексике означает память об умерших, ушедших в рай. Теперь на плече красуется чёрная большая бабочка.

Картинка быстро сменилась на другую. Мне 14. Большой зал, в качестве света только пара мигающих лампочек разных цветов. Под потолком весит огромный блестящий и переливающийся шар. Народу пока не так много. Но все те, кто здесь уже собрались, меня хорошо знали. Как и я их. Один парень в серой футболке и тёмно-синих джинсах сидел за столиком с кучей размалёванных девиц и вальяжно попивал сок. Именно тот парень мне очень нравился. Ну, весна, первая влюблённость, юношеский максимализм. Заиграла быстрая музыка. Все начали танцевать. А я этого делать не умела и боялась пробовать. Одна из девушек, самая милая среди тех стервочек, вытащила меня на танцпол и начала ритмично двигаться. И я стала повторять.

Мой возлюбленный так засмеялся над этими телодвижениями, что сразу стало не по себе. А Моника, та девушка, тут же позвала меня выпить сока.

-Ты не говорила, что абсолютно не умеешь танцевать, - прокричала девушка.

-Не говорила, - повторила тихо и замерла. К нам шёл тот парень. Красивый, стройный и смазливый. А каким можно быть в 14 лет? Именно таким. Жульен ( стрёмное у него имечко, ничего не скажешь) пригласил на медленный танец. И не Монику, а как раз меня. Ох, если бы я тогда знала, что затевает эта компания, то послала бы парня ко всем чертям.

После этого танца парень хромал на левую ногу( ведь именно она попадала под удар моих туфель), а все остальные ржали в голос над моим "талантом" топтать чужие конечности.

-Попроси папочку нанять тебе хореографа, - съехидничала местная модница и засмеялась ещё громче.

Я плакала и бежала домой. И слёзы катились у меня уже последний раз. Эти ребята сделали меня именно такой, какая я была сейчас. Твёрдой, сдержанной снаружи, но нежной и понимающей внутри. Будто это две разные личности.

Снова появилась картинка с взорванной машиной. Я начала выгибаться и кричать:

-Пустите меня, пустите! Она не может так! Она не успела сесть!

Сильные руки поварихи опять сгребли в охапку и плотно прижали к себе, а сладкий голос начал нашёптывать: