Эмили Грейсон - Беседка любви

Тихоня недавно сдал экзамен на нотариуса и был самым молодым специалистом во всем округе. Мартин предупредил Клэр, что если кто-нибудь узнает, что заявление заверено без свидетельства о рождении, то Тихоню лишат лицензии, и у него могут возникнуть серьезные проблемы с законом. Но Тихоня лишь глубоко вздохнул, а затем поставил печать и расписался на документах девушки.

— Все готово, — сказал он, протягивая ей бумаги.

— Ты даже не представляешь, как мы тебе благодарны, — улыбнулся Мартин. — Наконец-то мы с Клэр сможем выбраться отсюда.

Девушка пристально посмотрела на друга Мартина:

— Интересно… Что заставило тебя нам помочь? Я знаю, что это незаконно. Я знаю, что ты очень сильно рискуешь.

Тихоня пожал плечами. Сперва он ничего не ответил, потом наклонил голову и начал говорить:

— Этим летом я тоже встретил девушку. Осенью у нас свадьба. Все вокруг думают, что мы идеальная пара. Ее родители любят меня, мои — любят ее. И я люблю ее — всем сердцем, всей душой. У нее просто потрясающий смех, она умеет свистеть сквозь зубы, а еще она очень красивая. — Он замолчал на секунду, посмотрел вверх и продолжил: — И я не знаю, что бы я сделал, если бы не мог быть с ней.

Клэр и Мартин снова стали благодарить его, обещали присылать подарки из Европы, спрашивали, может, у него есть какие-то особенные пожелания — хрустальная посуда или шарф для невесты, — но Тихоня остановил их, подняв руку.

— Пожалуйста, — смущенно пробормотал он. — Идите. Вам еще на самолет надо успеть.

Около полуночи Мартин и Клэр были уже где-то над Атлантическим океаном. Они сидели в предназначенных для пассажиров первого класса креслах с высокими спинками, скованные страхом неизвестности, не осмеливаясь заговорить друг с другом и притронуться к еде, которую принесли заботливые стюардессы. Клэр прежде никогда не путешествовала на самолете, поэтому ее панику можно было отчасти объяснить тем, что в данный момент они летели больше чем в тысячи километрах над водой. Но тревога Мартина была напрямую связана с происшедшим. Он, наконец, получил то, к чему так долго стремился. И теперь это уносило его прочь от той жизни, к которой он привык.

На лекциях по введению в поэзию он узнал, что многие поэты воспринимали любовь как нечто возносящее. В данный момент, думал он, любовь в буквальном смысле вознесла их с Клэр над океаном, прочь от наивных детских стишков и невинных игр в песочнице, прочь от всего знакомого и привычного.

Когда самолет приземлился во французском аэропорту Орли, Мартин повернулся к Клэр — ее волосы сияли в лучах солнца — и крепко поцеловал в губы:

— Мы сделали это.

— Мы сделали это, — повторила она, хотя ни один из них толком не понимал, что именно они сделали.

Через несколько часов они уже входили в свой номер в гостинице «Георг Шестой». Носильщик показал им, что и где находится, даже объяснил — что их изрядно повеселило, — как отодвигать шторы и пользоваться кранами с горячей и холодной водой, после чего получил щедрые чаевые и удалился, жизнерадостно напевая что-то себе под нос. С улицы доносились невнятные гудки машин, свист, чьи-то проклятия, шелест листвы. И надо всем ощущалось неизменное присутствие Эйфелевой башни, которая, как казалось Клэр, подобно заботливой матери, присматривала за Парижем.

Ее собственная заботливая мама была далеко, за океаном, а здесь, в гостиничном номере, с кремовыми обоями, подушками-валиками, биде в ванной комнате, тюлевыми занавесками, рвущимися в открытое окно, были лишь они: усталый мужчина и усталая женщина, не разуваясь, рухнувшие на кровать в ожидании — что же будет дальше?

По вечерам достопримечательности Парижа освещались мощными прожекторами, которые горели до полуночи, а потом бесцеремонно отключались — до следующего вечера. Клэр гадала, чувствуют ли парижане то же восхищение, что и она, когда смотрят вверх, на залитый молочным сиянием Обелиск или Собор Парижской Богоматери, или воспринимают все это как должное, как когда-то давно она воспринимала немногочисленные тусклые виды Лонгвуд-Фолс, лишенные подобной иллюминации.

Каждый вечер они с Мартином гуляли по Парижу до тех пор, пока не гасли прожекторы.

— Спокойной ночи, Нотр-Дам, — шептал Мартин, когда они стояли на мосту и смотрели, как собор медленно погружается во тьму. — Спи спокойно.

А им самим было не до сна. Париж 1952 года был замечательным местом для молодых бодрствующих американцев. Город уже успел оправиться от последствий войны и стал почти прежним, так что каждый, у кого было достаточно кинетической энергии, романтического настроя и карманных денег, считал своим долгом сюда приехать. В столицу хлынули туристы из Штатов, и в любом уличном кафе или ресторанчике за звоном бокалов и эмоциональной французской речью можно было различить знакомый американский выговор.

Сначала Мартин и Клэр старались избегать своих соотечественников. Им хотелось остаться наедине с новым городом, забыть, что когда-то они жили совсем в другом месте. Мартин продал фамильный герб Рейфилов старому ювелиру с безупречной репутацией. Увидев драгоценность, тот опустился на стул и долго рассматривал через лупу каждый бриллиант. Вырученных денег оказалось достаточно, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, до осени, а там Мартину исполнится двадцать один год, и он станет полноправным наследником семейного состояния.

Однажды Мартин отвел Клэр в бутик Шанель. Просторные залы, наполненные прохладой и волшебными ароматами, сначала смутили девушку, но Мартин буквально втолкнул ее внутрь и с улыбкой наблюдал за тем, как Клэр завороженно смотрит по сторонам. На бесконечные ряды всевозможных нарядов, на длинноногих европейских моделей, которые ходили по магазину, едва касаясь пола, подобно лесным ланям, и обычных женщин, разглядывающих товары. Мужчины предпочитали стоять в стороне, у стены, и Мартин вскоре присоединился к ним, скрестив руки на груди. Происходящее вокруг казалось ему похожим на странно-завлекающий эротический ритуал: дамы заходили в кабинки для переодевания, облачались в выбранный наряд, затем раздвигали светлые шторы и представали перед мужчинами в волнующе обновленном виде. Женщины прихорашивались, мужчины оценивали. Для последних кто-то из персонала бутика принес напитки, и Мартин взял бокал, чувствуя себя так, словно он на коктейльной вечеринке, а не в магазине. Клэр решила примерить платье цвета неспелого яблока. Мартин вдруг понял, что почти все цвета он сравнивает с едой — нет, он почти все на свете сравнивает с едой. И ничего не может с собой поделать. Платье сидело на девушке идеально, а вот от шляпки, которую предполагалось с ним носить, она решительно отказалась.