Натали де Рамон - Малышка Мелани

Было около четырех ночи. Я очень хорошо запомнила расположение стрелок: маленькая — на четверке, большая — возле одиннадцати. А когда меня разбудил телефон, стрелки часов словно по волшебству поменялись местами. Я зевнула. Наверняка — Нестор. Комнату заливало солнце.

Я встала, потянулась, влезла в халат и только тогда побрела к аппарату. Но он замолчал. Я еще не успела пожалеть, что вылезла из постели, как в кухне заныл мобильник.

— Совсем спятил? Я же дома!

— И уже треплешься по телефону? С кем? С суперполицейскими, которые доставляют сумки на дом?

— Ни с кем я не треплюсь! И вообще, зря я тебе вчера про него в ресторане рассказала! — Естественно, не упоминая о своей бывшей симпатии к моногамному Луи. — Теперь будешь попрекать до самой смерти!

— Ну чего ты злишься с утра? Опять не с той ноги встала? Классный сюжет! Хорошо, что рассказала. Нравы современных блюстителей закона. Я записал, пригодится. Ты тоже запиши про толстяка-папашу и девочку. Запиши, не ленись, а то забудешь.

— Запишу. Еще какие указания?

— Записывай, быстро одевайся и приезжай. В два часа приедут снимать гения современности. В кругу семьи и в домашнем интерьере. Канал «Культюр»! Поняла? Если хочешь, можешь прихватить свои брошюры. Очень симпатичный сюжет: великий писатель вырастил романье [1] Автор романов (искаж. фр.). , так сказать, в собственном коллективе. Домохозяйка, создавшая на досуге десяток шедевров! Думаю, Рейно клюнет. У него у самого женушка пописывает. Ты помнишь Рейно? Толстый такой, болтливый, а она — как жердь и вечно в черном. Жуть! Вспомнила? Так что пора тебя раскручивать, Надин, никуда тут не денешься, все, пора. Ну, чего молчишь, мадам романье?

Я опять, как ночью, когда Нестор признался мне в любви, с трудом верила своим ушам. Неужели я победила?

— Благодетель! Мог бы сказать мне вчера.

— Вчера? А что было вчера? А, ну да… Вчера я забыл. Слушай, кончай трепаться, не тяни время. Лови такси и приезжай.

— Вообще-то я собиралась садиться за новый роман.

— Не придумывай. Ты и так как пчелиный улей! Имеешь право на личную жизнь.

— Что?

— На личную жизнь, говорю! Давай, чтоб через полчаса была у меня.

— Нестор, но мне надо хотя бы принять душ. Я не буду у тебя раньше, чем часа через полтора.

— Пятнадцать минут! А душ примешь тут, экономь воду! И заодно войдешь в образ. У меня для тебя потрясающий пеньюар!

— Пеньюар? Я должна сниматься полуголой?

— Почему полуголой? В пеньюаре. Такой, знаешь, апельсинового цвета. Из шелка, до пят. Сплошные кружева, прямо как в твоем восемнадцатом веке. Получится очень камерная интонация. Такой, знаешь, литературно-патриархальный дом. Жена — в пеньюаре, муж — в халате с позументами пьют утренний кофе и обсуждают стилистические особенности Аполлинера. Трогательно и интимно.

— Аполлинера? Где тут патриархальность?

— Ну тогда Басё! Или, если хочешь, Сэй Сёнагон. Все-таки женщина. Мы же, в основном, будем раскручивать тебя. Да, чуть не забыл. Купи по дороге кофе в зернах, а то у меня только растворимый.

— Хорошо, но деньги за кофе отдашь, — заявила я, удивляясь собственной отваге и поглядывая на полуразвалившиеся старые туфли, в которых хожу дома. — И еще для твоей съемки мне нужно купить к пеньюару приличные тапочки!

— Не нужно! К нему есть шлепанцы. На шпильке! И мех спереди. Такие, знаешь, пушистые помпоны, как хвостики кролика. Тоже рыжие. Все! Пятнадцать минут! Пока.

— Пока. — Я отключила связь и направилась в ванную.

Чудеса, да и только! Неужели, правда, я победила? Не ради же красного словца, он признался ночью, что меня любит? В наших отношениях что-то радикально изменилось. Он больше не смотрит на меня, как на постельную принадлежность и бесплатную машинистку, а как на равную себе! Он готов меня раскручивать. Как-никак канал «Культюр»! И готов возобновить отношения! Просто просил не торопить события.

Это после пяти-то лет?…

Ну, был пятилетний тайм-аут — просто годы моего учения. Но они же пролетели незаметно за письменным столом! А с его стороны — годы проверки истинности чувств. Просто Нестор — творческий человек, на это обязательно надо делать скидку. Теперь я сама такая — писательница с десятью романами — и мне тоже хочется без конца говорить о своем творчестве. И никто лучше Нестора этого не поймет.

Нестор — свой, почти родной. Мы двенадцатый год знаем друг друга, а двенадцать лет что-нибудь да значат. И именно Нестор помог мне стать тем, кто я теперь — писательница. Романье, иронично назвал он. И Нестор помог бы мадам романье больше, если бы эта заносчивая блондинка с темными кругами под глазами не была такой гордой, размышляла я, разглядывая себя в зеркало, пока набиралась ванна. Душ — не душ, но, встав с постели, я не могу выйти немытой на улицу.

А не прихватить ли к Нестору новую зубную щетку? Там он в привычной обстановке, уезжать среди ночи ему никуда не надо. Утром зубная щетка может очень даже пригодиться…

Я хмыкнула, сбросила халат, шагнула в воду, и, естественно, в ту же секунду зазвонил телефон. Перебьешься, дорогой! Все, что не договорил, скажешь у себя дома. Я уселась в ванне поудобнее и налила шампунь себе на голову. А телефон все звонил. Ну, Нестор! Ну, неугомонный! Отстань, надоело!

Нестор, видимо, телепатически обиделся: телефон умолк. Но тут же завопил снова. Да хоть обзвонись, все равно не подойду, твердо решила я. И не сняла трубку даже перед тем, как выйти из дому, хотя от назойливости мужа у меня уже звенело в голове: все это время, пока я спешно приводила себя в порядок и убирала постель, телефон умолкал лишь на считанные минуты.

— Не надо, не льсти так уж откровенно, Нестор!

— Нет, правда-правда, дорогая. Знаешь, я был не очень уверен, покупая сегодня это сложное портновское сооружение рыжего цвета. Я как-то привык видеть тебя в голубом, в синем. Ты же блондинка. Но этот солнечный апельсин просто потряс мое воображение! А, думаю, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Кстати, хочешь? У меня в холодильнике есть брют.

— Ты купил пеньюар сегодня? Утром? Правда? Ты встал ради того, чтобы купить мне подарок?

— Сегодня утром. Правда. Пойдем в кухню. Но я не вставал. Вернее, я не ложился. Я писал. Знаешь, так хорошо писал. — Он открыл холодильник и достал бутылку. — Легко-легко! Я давно не писал так легко. Знаешь, такая хорошая получилась постельная сцена. Философская, психологическая. А потом врываются эти! Плохие ребята. — Он хмыкнул. Пробка элегантно хлопнула в его руках, из горлышка заструился парок и аромат. — Перестрелка! Кровища! Дай-ка мне с полки бокалы.