Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Почувствовав на себе чужой взгляд, местная звезда ухмыльнулась ехидно и продолжила беседу со своими поклонницами. На лице его было все то же скучающее выражение, что и раньше, там, у ворот. Он наклонился и произнес что-то одной из девушек на ухо. Она покраснела и отпрыгнула от парня на приличное расстояние, чем развеселила его невероятно. Он засмеялся, щелкнул её по носу и, вырвавшись из плена своего фан-клуба, направился туда, где стояли Дитрих и Люси.

Ланц мысленно отметил, что парень этот совершенно точно выделяется из толпы, но не своей яркостью, самобытностью или же внешностью. Нет, все дело было именно в этом его мерзком, скучающем взгляде и равнодушной улыбке. Дитрих и сам так же смотрел на людей, сам им так улыбался. Неудивительно, что во время самой первой встречи они посмотрели друг на друга с таким пренебрежением. Тут было только два пути. Или объединиться, что называется, двум одиночествам, превратиться в лучших друзей и начать третировать окружающих на пару, либо стать врагами и начать игру друг против друга.

Люси, заметив, кто к ним направляется, нахмурила брови, и, сложив руки на груди, встала посреди дороги. Так, что теперь никто не мог обойти её, не задев плечом. На собственном опыте Ланц знал, что таких людей, как он, подобная поза не остановит. Пройдет мимо и не заметит, что сбил человека.

– Паркер, куда ты собрался? – произнесла сурово.

– Погулять. Уроки скучные, – ответил он так, словно не с дочерью директора разговаривал, а с таким же заядлым прогульщиком, как он сам.

Люси криво усмехнулась.

– Ты же знаешь, я могу быть ябедой. Настучу на тебя матери, и...

Договорить девушка не успела, Паркер применил запрещенный прием. Тот самый, которым пользовался только в определенных случаях. Люси Лайтвуд можно было заставить замолчать только одним способом, играя на её симпатии, время от времени подбрасывая немного дров в затухающий костер. Когда-то она была страстно, практически до дрожи в коленках влюблена в Паркера, о чем Эшли узнал от посторонних людей. Результат её ждал тот же, что и остальных. Эшли, не испытывая при этом никаких угрызений совести, заявил, что ему не нужны отношения не только с ней, но и вообще с кем-то. И это было чистой правдой. Он не испытывал потребности в создании счастливой ячейки общества. Его не особенно волновал секс, хотя и асексуалом себя Паркер не считал. Другое дело, что у него просто не было потребности в постоянном сексе с непонятными личностями. Тех, кто менял любовниц, будто перчатки, он искренне презирал, считая показатель количества не равнозначным показателю качества. Ему для полного счастья достаточно было найти одну-единственную подходящую девушку, которая устроила бы по всем параметрам, и, будь она рядом, другие просто перестали бы существовать. Те, кто гнался за количеством, этих взглядов на жизнь не разделяли.

По правде говоря, он спал всего с одной девушкой, но эта мизерная цифра совершенно его не угнетала. Целовался... Тут дело обстояло оптимистичнее, но не намного. Всего-навсего три девушки. Одной из них и была Люси Лайтвуд.

Сейчас Паркер вспоминал молодость. Перехватив девушку за талию, он заставил её немного прогнуться назад и поцеловал так, что она вытаращила глаза от удивления. Дитрих наблюдал за этой сценой с долей здорового скепсиса на лица. В глазах его читалось: «И что с того? Я бы мог и лучше. Смогу, если мне захочется. А сейчас мне все равно».

– Так куда ты идешь, Паркер? – спросила она, отдышавшись.

– Я же сказал, прогуляться, – хмыкнул он, наблюдая за реакцией своего оппонента.

Этот парень не понравился ему с первого взгляда. В нем было слишком много черт, присущих и самому Паркеру. Эшли не любил своих «двойников», они заставляли его чувствовать себя немного неуверенно, бросали вызов одним фактом своего существования.

– Целовать было совсем не обязательно, – проворчала Люси, глядя на Паркера неодобрительно.

Больше её, конечно, огорчал тот факт, что это делалось не от чистого сердца, а для проверки новичка, как тот отреагирует на подобный тип отношений. Скорее всего, Эшли надеялся на то, что Дитрих покраснеет, как маков цвет и пойдет пятнами от смущения, но тот стоял и смотрел на него немигающим взглядом.

– Мне нравится так приветствовать знакомых девушек, – с вызовом бросил Паркер, продолжая сверлить взглядом своего соперника. – И не считаю это чем-то постыдным, – произнес, обращаясь непосредственно к Дитриху.

Тот искривил губы в усмешке и, прищурив глаза, одарил Эшли придирчивым взглядом.

– Правда не считаешь? А о последствиях не задумывался? Мало ли, какую заразу ты мог подцепить, приветствуя так каждую знакомую.

Все это произносилось на одном дыхании, как само собой разумеющееся. Дитрих даже не задумывался над своими фразами, они сами вылетали изо рта, на автомате. Как будто он – ядовитая змея, которой нужно впустить в чужую кровь больше яда. Желательно смертельную дозу. Так, чтобы враг не оправился.

– Ох, как печально, – хмыкнул Паркер, поправляя все время норовившие соскользнуть с плеча лямки рюкзака. – После твоего замечания я задумался о смысле жизни, и мое отчаяние не знает границ.

– Смотри, не наложи на себя руки после нервного потрясения.

– Только если ты сам поднесешь мне бритву к запястью. Но что-то мне подсказывает, что тебе интересен сам факт противостояния.

– Это некрасиво, – засмеялся Ланц. – Лезвие – примитивно. В самоубийствах нет никакой эстетики. И вообще меня моя жизнь устраивает, так что не дождешься. Я не сдаюсь так просто.

Паркер некоторое время слушал монолог Дитриха. В голосе явно проскальзывал акцент. Следовательно, к ним в школу пожаловал кто-то из другой страны. Произношение собеседника было немного заученным, он будто специально старался говорить правильно и чисто, а вместо этого еще ярче демонстрировал свое явно не английское происхождение. Память услужливо подсунула ему воспоминания о номере машины, на которую он смотрел сегодня утром. Точно Паркер сказать не мог, но, кажется, код был германский. Тогда по всем статьям выходило, что парень, разговаривающий с ним, немец.

Стремительно переходя на немецкий, которым обладал, если не в совершенстве, то уж точно не хуже многих переводчиков, он заявил нежно:

– О, да. Новенький, никем не признанный, а уже старается качать права. Какой же ты все-таки глупый.

От столь быстрого перехода собеседника на его родной язык, Дитрих немного завис. Честно говоря, он не ожидал встретить в Англии человека, способного говорить с ним на одном языке, не испытывая при этом трудностей, и не требуя каждые пять секунд «говорить медленнее».

– Не стоит делать поспешных выводов, – улыбнувшись, произнес он. – Никто не покушается на твое королевство, маленькая принцесса.