Ольга Сакредова - Тариф на любовь

— Нет? — вяло повторила она. — А я видела…

— Новую соседку? — закончил за нее Иван и пояснил: — Я продал квартиру, она оказалась несчастливой. Я не знаю, кто там теперь живет.

— Продал… — Казалось, она заново постигает смысл слов. Она напрягала мозг и память и в то же время пыталась расслабиться; на лбу появлялись мелкие складки и снова разглаживались. Она раскрывала губы, томимая множеством вопросов, и смыкала их, боясь произнести не то и не так.

— Чайник закипел, — прервал молчание Иван. — Я приготовлю для тебя?

Она послушно кивнула.

Иван заварил в маленьком фарфоровом чайничке травы, по кухне разлились ароматы мяты, липы, душицы; в другой насыпал чая и залил кипятком. Ася смотрела ему в спину, наблюдала за точными, рассчитанными движениями и думала, что он утерян для нее навсегда. Она и раньше не считала себя красавицей, а теперь прибавилось заикание, стала рассеянной и вообще мямлей.

Вдруг ей захотелось крикнуть во весь голос, обругать его, что так долго не приходил, бить кулаками в грудь за то, что бросил ее одну, рассыпанную на тысячи кусков…

Но ничего этого она не сделает, сквозь слезы усмехнулась Ася, от одной мысли она стала еще слабее, не то что махать руками и надрывать едва вернувшийся голос.

Ваня поставил чашку перед Настей, наполнил ее из обоих чайников.

— А себе?

— Спасибо, — севшим голосом поблагодарил он, наполнил вторую чашку и сел. — Евдокия Тихоновна сказала, что… у тебя был стресс?

Ася разглядывала чай и ничего не ответила.

— Ты не хочешь говорить об этом, Настя?

Она очень хотела поговорить об этом и о другом — обо всем, но не надеялась на свой голос. Она покачала низко опущенной головой и вытерла слезы на щеках.

— Я понимаю… Ты не волнуйся только… Все нор… — Он сгорбился над чашкой. — Ничего не нормально. И мне не следовало тревожить тебя.

Он второй раз полез в карман, достал серьги и покрутил их между пальцами.

— Я принес тебе долг.

— Нет! М-мне не…

— Помолчи, Настя. Тебе нельзя волноваться. Просто послушай, что я скажу… Я три года «промышлял» сексом. После развода я хотел отомстить всем женщинам из-за одной, которая променяла меня на квартиру. Одна приятельница знакомила меня с такими женщинами, которые готовы были платить за мужчину. В тот вечер я тоже должен был познакомиться с очередной клиенткой. Хозяйка указала на тебя. Дальше ты знаешь, что произошло. Когда утром я увидел серьги, я был ошарашен. Несколько дней ждал, что ты придешь за ними, потом пошел к знакомой. Оказалось, что она повздорила с той бабой и решила сыграть с ней шутку — якобы другая имеет больший успех. Я был взбешен, пробовал найти тебя, извиниться, вернуть серьги, но никто толком не знал, кто ты и где ты. Хуже всего было, что я не помнил лица, только то, как ты покраснела утром. Стыдливость не была чертой характера у моих… посетительниц. После тебя все женщины опостылели, я и сам себе был противен. Ко мне еще приходили, звонили, а перед глазами были твои серьги. В конце концов, я поменял квартиру, стал жить отшельником. Несколько раз порывался избавиться от них, но не решался. Они стали моим проклятием и предупреждением. И мне нравилось одиночество. Нравилось, пока я не столкнулся с тобой. Снова. Теперь я понимаю, почему ты отворачивалась от меня, не хотела иметь ничего общего с таким, как я. А мне казалось, что я очистился, что мое прошлое не затронет тебя и не запятнает. Я ошибся. Ты была моим последним шансом… Единственной… Я был без ума от тебя, и когда ты осталась в ту ночь… Я мечтал, что мы поженимся и у нас будут дети… — Он сжал кулаки и отвернулся. — Даже в ту ночь я обманул тебя. Собирался шантажировать беременностью в случае отказа. Я пошел бы на все, чтобы ты стала моей женой. Но я не знал, что мы были знакомы раньше. Все. Больше я не могу. — Он положил серьги на стол и придвинул их к Асе. — Я люблю тебя, Настасья. Никому не говорил этого раньше, только тебе. И это не просто слова. Но я понимаю, что недостоин твоей любви. Не волнуйся, я больше не потревожу тебя. И прости, если сможешь.

Ася не шелохнулась, пока он исповедовался. Она спрятала руки под столом и слушала с низко опущенной головой. Может, она и не слушала, а думала о своем. Иван часто делал паузы; он понимал, насколько сбивчиво его покаяние, но Настя не проявляла любопытства, и он продолжал, путаясь в словах и мыслях. Когда он отдал серьги, она даже не взглянула на них, так и сидела, уставившись в недопитый остывший чай. Слишком спокойная, слишком отрешенная от всего, и прежде всего от Вани. Он же высказал что мог, ждать дальше нет смысла.

Иван встал, опираясь одной рукой о стол, другой — о спинку стула.

— Прости меня, Настя.

Она молчала, только ниже опустила голову. Он потоптался в нерешительности.

— Ладно. Все нормально, не волнуйся. Я уже ухожу.

Он уходил, а Ася безмолвствовала. Опять!!! Она сцепила под столом пальцы и силилась выдавить из себя звук.

Он уходил. А она не могла сказать ни слова.

Он уходил.

— …В-в… В-в-в-в…

Ну где же этот голос, черт возьми!!!

— В-в-ваня!

Она вложила последние силы в слабый крик, но дверь закрылась раньше, и лишь глухие стены вобрали в себя негромкий зов.

Ася уткнулась лбом в стол — в бесчувствии, вне времени, вне разума.

Теперь не помогала и мысль о ребенке. Боже мой, Ваня был здесь, и она не смогла удержать его! И он ушел. И унес с собой ее душу.

Сколько она так просидела, Ася не знала. Яростный звонок вывел ее из оцепенения, но она продолжала сидеть. Кто-то очень хотел ее видеть, а ей хотелось умереть.

Звонок превратился в сплошной гул. Расцепив пальцы, держась за мебель и стену, Ася доплелась до двери. Открыла и… ноги подкосились. Она рухнула вниз.

Иван едва успел подхватить ее. Прижал к себе, согревая дрожащее тело. Она цеплялась пальцами за толстое пальто Ивана, вжималась лицом в шарф, висевший на его шее, и дрожала в бессознательной лихорадке, тянула его вниз своей тяжестью.

— Настя! Настенька! — в панике звал ее Иван. — Пожалуйста, не волнуйся. Успокойся, милая. Все будет хорошо.

Она мелко затрясла головой, обмякнув в его руках.

— Ты звала меня, родная? Мне показалось… я слышал тебя?

— Да, — беззвучно ответила она и снова кивнула, чтобы он понял ее.

Иван осторожно поднял Асю на руки, понес в комнату. Там уложил на тахту. Не найдя одеяла, он скинул пальто и укутал ей ноги, вместо подушки просунул под голову свою руку.

— Ты больна, Настенька? Может, вызвать врача?

— Н-нет, я не больна. Т-только н-не уходи.

— Я здесь, любимая. Я не уйду.

Она слабыми руками обхватила его шею и прижала к себе так крепко, насколько хватило сил. И долго-долго упивалась его близостью, его терпким неуловимым запахом, его теплом. И все шептала беззвучно: «Ваня… Ваня…»