Бенедиту Барбоза - Роковое наследство

— Я хочу поговорить о Ралфе, — начала Сузана.

— А я нет, я уже несколько дней не видела своего мужа. И не сомневаюсь, что он с тобой развлекался на яхте, — торопливо сказала Лейя.

— Ни на какой яхте его не было, — резко отозвалась Сузана. — И мне кажется, что теперь мы обе свободны от негодяя…

После ухода Сузаны, Лейя подумала, что та знает куда больше, чем говорит.

О найденном на полосе прибоя трупе Орестес и Сузана также узнали из теленовостей. У Орестеса сразу же неприятно засосало под ложечкой, сердце забухало, как колокол.

— По моему приказанию его только избили. Все остальное — дело несчастного случая, — с неприятной улыбкой сказал он. — Как ты понимаешь, я тут ни при чем. Но если вдруг труп опознают и обвинят меня, ты будешь со мной или против меня? — спросил он у жены, но Сузана молчала.

После первой минуты волнения Орестес успокоил себя тем, что труп так и похоронят неопознанным и дело скоро забудется.

Однако вскоре ему позвонил Кловис и попросил о встрече. Звонок растревожил Орестеса еще больше, ему совсем не хотелось встречаться с детективом, но отказаться от встречи он тоже не мог. Сославшись на страшную занятость, договорился с ним о встрече по дороге, и говорили они в машине.

Сыщик отметил про себя излишнюю осторожность Орестеса, и она сказала ему о многом.

Орестес разыгрывал полное неведение, что тоже только подтверждало подозрения Кловиса, и он сказал:

— В свое время вы просили меня найти надежного человека, чтобы убрать любовника своей жены. Предлагали убрать его и мне самому. Я отказался. Так как могло случиться, что Ралф погиб? Вы нашли для этой цели кого-то другого?

— Нет, я прекратил тогда же всякие поиски, — продолжал стоять на своем и все отрицать Орестес.

— Пока еще труп не опознали, — пропустив мимо ушей отрицание Орестеса, продолжал детектив, — но его могу опознать я и тогда буду вынужден заявить, что пьяного Ралфа выбросили с яхты и избили. А вот кто зарыл его в песок, чтобы он захлебнулся во время прилива, остается под вопросом, — испытывающее посмотрел он на Орестеса.

Но тот, откровенно повеселев, стал еще энергичнее отрицать свою причастность к гибели Ралфа.

— Я вообще не уверен, что Ралф жив, — заявил он. — А это еще какой-то проходимец.

Кловис с сомнением покачал головой и попрощался с Орестесом. У него были кое-какие основания, и весьма существенные, не доверять словам Орестеса.

Ралф все не появлялся, и дело с фазендой затягивалось. Бруну нервничал. Жеремиас был доволен. Он проявил добрую волю, но, поскольку фазенда сама плыла к нему в руки, он не собирался отказываться.

— Если Луана не дура, — говорил старик Жудити, — то она непременно приедет. Я сказал ей правду, сказал, что моя вина не дает мне спать по ночам. И ты тоже знаешь, что это правда, — Жудити согласно кивнула, а он продолжил: — Сказал, что только она способна избавить меня от угрызений совести. Я просил ее помочь мне. Она — добрая девушка и должна понять меня. Я уже старый человек, мы должны смыть позорное пятно с имени Бердинацци. Свое имя она должна носить с высоко поднятой головой. Вот чего я хочу. Вот чего я добиваюсь. И она должна понять меня.

— А Рафаэла? — невольно спросила Жудити. — Вы ведь привязались к ней. Заставили выйти замуж за Отавинью.

— Заставил, и правильно сделал! Ей рядом нужен надежный человек. Пусть привыкнет к нормальной жизни. А то вертит, крутит. И сейчас опять что-то заворачивает. А потомство — дело серьезное. Я тут промашки допустить не могу. Денег же у меня на всех хватит!

— А что, если она беременна от Маркуса Медзенги? — спросила Жудити, проверяя, не переменилось ли настроение старика — может, теперь он станет снисходительнее и ему можно будет открыть правду?

— Ну, если она мне этого не скажет, если и здесь соврет, то нет — она не настоящая Бердинацци, — заявил старик. — Мы все грешили, это верно, но откровенно, у всех на глазах. А потом расплачивались за свои грехи дорогой ценой. Даже не предполагай такого, Жудити, чтобы не огорчать меня, — попросил Жеремиас.

— Хорошо, не буду, — кротко ответила Жудити.

Но старик уже не сомневался, что она сказала чистую правду.

Рафаэла узнала от дядюшки, что к ним, возможно, приедет Луана и даже, возможно, останется здесь жить, была неприятно поражена.

Дядюшка говорил о приезде Луаны как о чем-то само собой разумеющееся, но что тогда будет с ними — с Рафаэлой, с Отавинью, он не сказал ни слова.

Растерянность сменялась у Рафаэлы приступами злобы. Как смеет дядюшка так поступать с ней? Она сломала собственную жизнь, принесла в жертву его прихоти собственное счастье — и что? Выходит, единственное, что она получит от него, будет Отавинью в качестве мужа? Хорошенькое наследство! Да разве этот Отавинью способен на что-то толковое — этот тюфяк, рохля, размазня?!

Рафаэла честила про себя Отавинью, но все-таки улыбалась ему. Ей не хотелось потерять своего единственного союзника в свалившейся на них обоих беде.

Как бы там ни было, беда их сближала. Теперь они подолгу сидели вместе и обсуждали случившееся. У них появились общие интересы, общие разговоры.

— Как ты думаешь, что отдаст дядюшка Луане? — спрашивала Рафаэла.

— Думаю, отдаст то, что сейчас принадлежит нам.

— И я так думаю, — соглашалась Рафаэла. — Нам необходимо сделать все, чтобы он не переменил своего завещания, — задумчиво продолжала она.

И внезапно повернувшись к Отавинью, спросила:

— А тебе хватило бы смелости убить дядю?

— Если бы это открыло путь к твоему сердцу, да, — вдруг с неожиданной для Рафаэлы пылкостью ответил он.

Рафаэла не могла не растрогаться и раскрыла губы для поцелуя, и Отавинью жадно впился в них.

Трудно давалось Луане решение о поездке к Бердинацци. Она не знала, задержится ли там, и если задержится, то надолго ли. Ей хотелось разобраться, что за человек ее дядюшка и в самом ли деле он так раскаивается, как говорит. Жизнь научила Луану быть готовой ко всему. В первый раз она сбежала от Бруну, потому что была не уверена в нем. И не хотела подчиняться тому решению, которое, по ее мнению, он должен был принять. Второй раз она уезжала от него, потому что он потребовал от нее безоговорочного подчинения в тех вещах, которые она не считала безоговорочными. А он даже не почувствовал, что требует слишком многого. Собравшись поехать к Бердинацци, Луана сказала Бруну:

— Я поеду, но скоро вернусь. Я не бросаю тебя.

А Бруну повторил:

— Если уедешь, можешь не возвращаться.

— Будь по-твоему, — со вздохом сказала Луана, — но помни хотя бы, что это ты так решил.

Она позвонила Жеремиасу и сказала, что хочет повидаться с ним.

— Я приеду за тобой в аэропорт, — радостно прокричал Жеремиас.