Кейт Хэнфорд - Никогда не поздно

Когда она была беременна Кейси, Кэл обращался с ней, как с фарфоровой пастушкой. Он каждый день покупал ей цветы, помогал мыться и часами лежал, прижавшись лицом к ее округлившемуся животу. Они были близки как никогда, и она почти верила, что можно все начать сначала. Она простила ему интрижку с Сибил и говорила себе, что рождение ребенка свяжет их более тесными узами. У него будет семья, а семью предать труднее, чем жену.

Фэй зарылась лицом в подушку, она не представляла себе, что воспоминания о бесконечном предательстве Кэла все еще способны причинять такую боль. Сна не было ни в одном глазу. Она встала с постели, опустилась на колени перед окном, положив голову на руки. Самым болезненным для нее был его второй обман, потому что он вдребезги разбил ее надежды.

Когда родилась Кейси, Фэй почувствовала себя так, будто выросла на целую голову. Она держала на руках ребенка, умиляясь тоненьким рыжим волоскам, покрывавшим головку малышки, удивляясь неожиданной силе крошечной ручки, вцепившейся в ее указательный палец. Как каждая молодая мать, она считала, что другие не способны ощутить такой радости, и Кэл тоже был на седьмом небе от счастья.

– Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете, – говорил он. – Больше мне желать нечего.

Ее радости пришел конец на следующий день после того, как она вернулась домой из клиники, и этот конец, так же как и в истории с Сибил, был возвещен телефонным звонком. Всегда в роли вестника выступала какая-нибудь знакомая Кэла, и никогда никто из ее друзей, потому что у нее, в сущности, и не было друзей. Выйдя замуж за Кэла, она приобрела множество знакомых и растеряла всех, кого прежде считала друзьями.

– Хочу поздравить тебя, Фэй. Я уверена, что твоя малышка – просто чудо. Никогда не видела Кэла таким счастливым. Мы встретились вчера вечером в ресторане. Он был с этой новой девушкой из его офиса, знаешь, с длинными черными волосами. Разумеется, там ничего такого нет, просто работа…

Разумеется, ничего такого. Фэй как-то раз приглашала эту черноволосую девицу на обед и заметила, как та смотрела на Кэла, но в последние месяцы беременности она была так поглощена своим новым состоянием, что похотливые взгляды казались ей чем-то неважным, чем-то, принадлежащим иному, банальному миру.

Кэл очень убедительно отрицал свое близкое знакомство с девушкой, но однажды Фэй случайно сняла трубку и услышала обрывок разговора.

– Рита, я же просил тебя не звонить мне домой.

– Моя соседка завтра уезжает в Сан-Диего. Квартира будет в нашем полном распоряжении.

– Чудесно, детка, просто чудесно, но не звони мне сюда. Никогда. Даже если твоя подруга собирается на Сатурн.

Фэй осторожно положила трубку, рот вдруг наполнился горечью. В то время как она переживает душевный подъем, воображает, что их совместная жизнь начинается заново, Кэл спит со своей служащей. С Ритой. С Ритой, чья подруга завтра уезжает в Сан-Диего. Она представила себе, что будет происходить завтра в квартире Риты.

Он будет раздеваться, нетерпеливо срывая с себя одежду и бросая ее на пол, пинком отшвырнет ботинки в угол. Его глаза затуманятся, и, опрокинув девушку на постель, он будет шептать: «Я тебя люблю».

Дело было не в Рите, дело было в Кэле, который не может не расстегнуть ширинку даже тогда, когда жена носит в себе его ребенка.

С этого момента их отношения в корне изменились. В них больше не было места ни взаимному уважению, ни доверию. Кэл столько раз повторял: он любит только ее, его измены ничего не значат, это больше никогда не повторится, что его уверения стали похожи на издевательство. Фэй больше не хотелось плакать, и она перестала спрашивать: «Неужели тебе мало меня?» Было ясно, что ему мало.

Она вжилась в роль жены Кэла Карузо – безупречная хозяйка дома, прекрасная мать, произведение искусства, которое он демонстрировал публике. Кэл стал менее тщательно скрывать свои похождения, и однажды во время вечеринки Фэй застала его в объятиях одной из своих так называемых подруг в собственном доме. Она сразу же вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, зная, что он ее даже не заметил.

Фэй старалась смотреть на него просто как на приятеля, с которым ей приходится делить дом, приятеля, обладающего многими прекрасными качествами, но безнадежно распутного. Она отдавалась ему раз или два в неделю и считала это чем-то необходимым для здоровья, но лишенным всякой романтики. Фэй ни в чем не упрекала его, но запретила ему говорить, что он ее любит.

Она почти забыла, что такое быть по-настоящему любимой, и на время это ее даже устраивало. Слишком больно было бы воскрешать в памяти сильные чувства, которые теперь были для нее недоступны.

Фэй встала с колен и почувствовала, что ноги у нее совсем одеревенели. Она снова забралась в постель и попыталась заснуть, но еще одна навязчивая мысль копошилась на дне сознания: Кейси не верила, что ее мать может справиться с ролью.

Черт побери, она все-таки актриса и может играть. Речь не о ее юношеских триумфах в университетском театре и не о пляжных сериалах. Она играла все двадцать лет брака, исполняла свою роль с таким совершенством, что вполне заслуживала премии Академии киноискусства.

– Не бойся, Кейси, – выдохнула она в темноту. – Смеяться надо мной не будут.

Она разрезала воду, как прогулочная яхта, как дельфин, как русалка, как… сорокашестилетняя женщина, уже изрядно выдохшаяся. Она проплыла бассейн Хуаниты Грейс туда и обратно тридцать раз. Хозяйка вышла в патио с подносом и улыбнулась.

– Отдохни немного, Фэй. – Хуанита села за столик, налила что-то в бокал из стеклянного кувшина.

Фэй развернулась, мощно оттолкнулась ногами от кафельной стенки и еще раз проплыла бассейн. Потом она долго сидела на бортике, чтобы успокоить дыхание.

– Дорогая, мой бассейн всегда к твоим услугам, – сказала Хуанита, – но тебе не кажется, что ты слишком усердствуешь?

– Нет, – ответила Фэй, – если я не хочу, чтобы в моей жизни снова появился Чаки.

Хуанита вежливо приподняла бровь. Ее лицо поражало сочетанием ярко-голубых глаз, доставшихся ей от отца-ирландца, и оливково-смуглой кожи.

– Кто такой Чаки? – удивленно спросила она. – Неужели в твоей жизни есть мужчина, которого ты от меня скрываешь?

Фэй вытерлась и тоже села за столик, стоявший под большим зонтом. Она понюхала содержимое кувшина и, выяснив, что в нем охлажденный мятный чай, налила себе бокал.

– Чаки, – объяснила она, – был моим личным тренером. Он приходил к нам домой четыре раза в неделю и занимался со мной по полтора часа. Он вел себя как настоящий садист, и мне всегда хотелось столкнуть его с обрыва на скалы.

– Да-а, – протянула Хуанита. – Вид на море там был просто потрясающий.