Алана Инош - Ты

На дисплее — твоё имя... Неимоверное облегчение!

— Да! Яна?

Твой голос, родной и тёплый:

— Лёнечка, птенчик... Прости меня. Со мной всё хорошо, я в порядке. Ты, наверно, беспокоилась?

Если б я могла, я бы отвесила тебе знатный подзатыльник.

— А ты как думала?!

— Лёнь, я ребят из группы встретила... — Твой голос отягощён усталостью бессонной ночи и выпитым горячительным. — Илюху и Ваньку. Посидели немного в клубе, потом к Илюхе поехали. У меня телефон разрядился, прости. Илюхина зарядка как раз подошла.

На часах — семь утра. Солнце сияет, птички чирикают за окном, машины и автобусы проносятся по улице, а ты жива и с тобой всё в порядке. Не думай, что я такая паникёрша, просто когда я представлю, как ты со своей тростью переходишь дорогу...

— Лёнь, я уже иду домой, — заверяешь ты. — Всё нормально. Прости, что вот так, без предупреждения вышло... И ещё... кхм... Ты, это... меня сразу не убивай, когда увидишь. И не пугайся сильно.

Червячок тревоги, превратившись в дракона ужаса, вцепляется зубами мне в нутро.

— Что... В чём дело?

Ты посмеиваешься на том конце линии.

— В парикмахерскую идти уже не нужно. Илюха предоставил свои услуги — бесплатно. В общем, подстригли меня.

В течение следующих сорока минут я жду твоего возвращения. Самочувствие стремится к нулю, а головная боль — к бесконечности. Таблетка, вода. Шелест старой ивы за окном. Нестерпимо яркое солнце в окнах соседнего дома. Утро...

И вот, звонок домофона. Это непривычно: обычно ты открываешь своим ключом. Может, потеряла?

— Да...

— Лёнь, это мы, — слышу я твой усталый и ласковый голос. — Открывай, птенчик... Ключи долго искать, завалились куда-то... — И смешок.

"Мы"? Значит, ты не одна. Мне это не нравится, но ничего уже не поделать: придётся впускать всех, кто пришёл с тобой. Честно говоря, мне не до разборок: главное, ты в порядке, жива и здорова, и невероятное облегчение, как ни странно, отнимает у меня остатки сил. Наверно, это и к лучшему.

Тебя сопровождают двое парней. Одного из них я узнаю по цвету волос: это Ваня, второй гитарист, у которого была передозировка. Надо же, живой... Годы его изменили. Волос на его голове осталось поменьше: вместо рыжей копны а-ля "взрыв на макаронной фабрике" — "три волосинки", остриженные под машинку. Но глаза всё те же — круглые, карие и внимательно-живые. "Как у шимпанзе", — думается мне почему-то. Худой, как скелет, но главное — живой, и мне отчего-то становится радостно. Человек выжил. Разве это не хорошо?

Илью я не запомнила и сейчас вижу как в первый раз. Коренастый, крепкий, круглоголовый, с ямочками, вспрыгивающими на щеках при улыбке. Тёмная футболка и джинсы, барсетка и кроссовки, а в зрачках — искорки-иголочки жизнерадостного блеска. Хороший парень, решаю я. Да ты бы и не смогла ужиться в группе с плохими людьми.

Ну, а ты, главная героиня моих ночных волнений, виновато прячешься за спинами ребят. На твоей голове — бейсболка, причём явно чужая, потому что уходила ты без головного убора.

— Ты уж прости, — извиняется передо мной Илья, поблёскивая весёлыми искорками в зрачках. — Давно с Янкой не виделись, вот и посидели маленько...

Я впускаю всех трёх товарищей. Глубоко надвинутая бейсболка не даёт мне понять, есть ли на твоей голове волосы или нет, но когда ты со вздохом её снимаешь...

— Ё-моё, — вырывается у меня.

Сначала твоя бритая голова приводит меня в ужас. Жуткое зрелище! Мне дико видеть тебя совсем без волос, ты сама на себя не похожа с этой "причёской" — а точнее, с отсутствием таковой.

— Не бей, пожалуйста... — Ты шутливо прикрываешься руками.

Бить тебя мне отнюдь не хочется, а хочется от души отодрать за уши, смешно торчащие на круглой голове. А в горле ни с того ни с сего застревают слёзы:

— Ты хоть представляешь себе, какую ночь я пережила?!..

— Прости, птенчик, — шепчешь ты.

Я не сопротивляюсь твоим рукам, которые обнимают меня и гладят по щекам. До меня вдруг доходит, что ты ласкаешь меня при Ване и Илье, и мне хочется сжаться в комочек... Но им, видимо, всё давно известно о тебе, потому что оба подмигивают, а Илья говорит:

— Вот честно, завидую я тебе, Яныч. Красавица у тебя жена. Мне б такую!..

Они любят тебя такой, какова ты есть.

Что мне остаётся? Я завариваю чай. А ребята переглядываются:

— Может, пивка?

Ты твёрдо отвечаешь:

— Нет, мужики, всё. Тут попойку устраивать не будем. Если Лёня сказала — чай, значит, чай.

Когда я закрываю глаза, голоса начинают звучать как будто сквозь слой ваты. Похоже, весь выходной я проваляюсь больная, а значит, не напишу новую главу... Ну да ладно. Главное — ты дома, пусть теперь и лысая. Кстати, твой череп очень красивой и изящной формы, и выглядит это не так уж страшно, как мне показалось сначала.

Жара снова превращает мои волосы в сальную шапку. Шампунь и прохладная вода немного спасают положение, но я ловлю себя на том, что завидую твоей стрижке. Впрочем, сама так подстричься я не решусь, вопреки всем очевидным преимуществам такой "причёски" летом.

Моя ладонь ложится на твою голову. Ощущение — как бархат. И отчего-то в низу живота начинает пульсировать что-то горячее и волнительное. Неземное спокойствие твоих глаз странно сочетается с возбуждённо приоткрытыми губами, с которых срывается тёплое дыхание, касаясь моего рта.

— Утя, я что-то неважно себя чувствую... Давление опять, — бормочу я.

— А мы потихоньку, — шепчешь ты. — Я всё возьму на себя, ты ни о чём не думай и расслабься.

Я утопаю в мягкости твоих губ, в их бархатисто-щекочущей нежности, и к чёрту все мои угрозы лишить тебя секса. К чёрту, потому что это восхитительно. Я даже не подозревала, что новый вид твоей головы может так меня заводить...

Даже не хочется, чтобы наступало двадцатое июля.

Снова на "машине времени" переношусь в нашу первую осень. Встречались мы тогда не так часто, как хотелось бы: ты работала шесть дней в неделю, а в моём графике на воскресенье не всегда выпадал выходной день. Вечера у тебя тоже часто бывали заняты: ты посвящала их собственному музыкальному творчеству и аранжировкам.

Приходилось выкраивать время. По средам и четвергам у тебя в школе с одиннадцати до трёх были "окна", и если мои выходные выпадали на эти дни, мы спешили на короткое свидание.

Обычно ты ждала меня в скверике у нашего любимого кафе; осеннюю прохладу прогоняла чашка капучино с рисунком на пене, согревая наши руки. Опавших листьев в парке становилось всё больше, и они льнули к ногам, а то и неслись следом, как ласковые собачонки. Я набирала их целыми охапками и осыпала тебя с головы до ног. Смеясь и отряхиваясь, ты добродушно ворчала:

— Ну чисто дитё малое...

Но мне иногда хотелось вернуться в детство. Съесть огромную шоколадку, ни с кем не делясь... ну, разве что, с тобой; посмотреть полнометражный мультик, уплетая мороженое из большого ведёрка; прокатиться на карусели, визжа от захватывающего дух и пузырящегося, как газировка, восторга... Или, расстроившись, пореветь в твой шарф, и чтобы никто не говорил, что я, дескать, уже большая девочка. А потом приходилось возвращаться на работу и снова становиться взрослой и серьёзной.