Алана Инош - Ты

— Если хочешь, я могу остаться. Скажи только слово.

У меня на миг язык прилип к нёбу. Сглотнув гадкий ком и прокашлявшись, я пролепетала:

— Нет, ну зачем же... А как же твоя девушка? Она ведь ждёт...

Александра, не сводя с меня пристально-нежного взгляда, качнула головой:

— Ничего, подождёт. Вы с Яськой для меня важнее всего на свете.

Я не успела ответить: вернулась ты. Тебе позвонил парень из твоей бывшей группы, ударник Илья — поздравил с Новым годом и предложил выступить в клубе послезавтра. Ты не выступала уже, наверное, целый год, но ответила другу отказом.

— Утя, ты что? — огорчилась я. — Выступила бы. Тебя же любят! Когда ты выступаешь, у публики такой восторг, что я прямо горжусь тобой... Зачем же ты отказалась... Зря.

Твои пальцы нежно коснулись моих щёк.

— Птенчик, пока ты болеешь, я не могу думать вообще ни о чём, — ответила ты. — Но ты не расстраивайся так, будто это был мой последний шанс... Выступление я могу себе устроить ещё тыщу раз в любое время — с администрацией клуба у меня давно всё на мази. Ты, главное, поправляйся, а там и всё остальное наладится.

— Присоединяюсь, — серьёзно, с чувством сказала Александра. — Выздоравливай скорее, солнышко. — Прижав нас с тобой к себе (одной рукой — тебя, а другой — меня) и крепко чмокнув, она шепнула: — Вы — мои родные чижики. Ну всё, мне пора.

Твоя сестра уехала, оставив меня озадаченной и в смятенных чувствах. Что же за отношения были у Александры с её новой девушкой, если она сказала: "Ничего, подождёт"? Я бы никогда не смогла так сказать о тебе: ты всегда стояла для меня на первом месте. И, разрываясь между написанием книги и тобой, я порой ощущала себя чудовищем.

— Птенчик, ты не против, если я пойду поработаю? — спросила ты, беря меня за руки. — Заказ хороший: работы максимум на неделю, а оплата — как за два месяца в школе. Я к пятому числу обещала выслать заказчику готовый материал, так что...

— Конечно, иди. — Я даже повернула и направила тебя за плечи в сторону студии. — Давай, давай. Всё равно нечего около меня тереться: я сейчас — бацилла ходячая. Не знаю вот даже, как бы вчерашние посиделки не сказались... Эвкалипт эвкалиптом, но фиг его знает...

Ты ушла в студию, а я с большой кружкой грудного сбора с мёдом устроилась на диване перед телевизором, закутавшись в одеяло. По какому-то из каналов шли без перерыва мультики, и мне вдруг захотелось впасть в детство: надоели юмористы и всяческие "Песни о главном".

Когда зазвонил мой мобильный, я ещё не знала, что случилось, а потому, увидев на дисплее имя брата, удивилась: он ведь вроде уже звонил, поздравлял...

— Привет, с наступившим тебя, — сказала я.

— П-привет... — голос Дениса звучал как-то странно — не то озадаченно, не то ошарашенно. — Слушай, тут такое... В нашем доме... ну, где родителей наших квартира... пожар случился. Ты ещё не в курсе?

— Н-нет, — от таких новостей я тоже начала заикаться. — Когда?

— В шесть часов... Какие-то пьяные придурки вышли во двор с утречка ракеты запускать... Уфф, — Денис выдохнул, потом снова вдохнул. — Ну, и зафигачили две ракеты в окна квартир... Нашей — ну, то есть, отца, и ещё одной, соседней. У нас ракета пробила балконное остекление, окно, залетела внутрь и там взорвалась. Ну, и заполыхало всё, конечно. Я как узнал-то? Светлане позвонил, хотел с праздником поздравить, а то вчера сети были перегружены, не дозвониться... А вот сейчас дозвонился... Она Новый год у дочери встречала, так что в квартире никого не было, когда всё это случилось. А вот соседям, кто дома был, не повезло. Одного мужика там с ожогами в больницу увезли. Мда... Встретили Новый год, называется.

Сегодняшний сон о пожаре сразу предстал в ином ключе. Значит, это не от скопившейся в лёгких мокроты... Неужели вещий? И приснился он мне как раз примерно в то время, когда всё это на самом деле произошло...

— Светлана в истерике, конечно, — сказал Денис. — Квартира, говорит, сильно пострадала. Та комната, куда ракета попала, вся выгорела, а дальняя — бывшая твоя — частично. Кухню не затронуло практически. Вот такие дела... Отхватить-то она отхватила отцову квартиру по завещанию, вот только придётся теперь туеву хучу денег вбухивать в ремонт. Ну, может, ещё с тех дятлов пьяных удастся что-то стрясти по суду, но сразу они всё выплатить вряд ли смогут... Геморрой, в общем.

После этого разговора мне вспомнилось ещё одно моё видение — то, что пришло ко мне на похоронах отца. Но вот странность: там были руины — обломки бетонных плит, мебели... Ёлка, торчащая из-под них. Гирлянда на клёне. Как будто рухнул если не весь дом, то целый подъезд как минимум. Что же это? Просто глюки? На экране телевизора мелькали кадры мультика, но мой мысленный взгляд пронзал пространство сквозь телеящик и устремлялся далее, к бывшему моему дому. Почему же не обрушение, а пожар? Нет, гадать бесполезно, я должна была увидеть всё своими глазами.

Отрывать тебя от работы я не стала: в твою святая святых я заходила только в самом крайнем случае — так уж у нас повелось. Потеплее одевшись и капитально закутав горло шарфом, сунув в карман пачку леденцов от кашля и проверив на кухне газ и воду, я вышла из дома.

Мороз щипал за щёки весьма ощутимо, и, пока я ждала транспорт, у меня успели подмёрзнуть ноги. Нервно перекатывая во рту леденец с лимонным вкусом, я всматривалась вдаль: не идёт ли нужная мне маршрутка? Вот она наконец подошла, и я, покашливая, забралась внутрь. Может, я даже успею вернуться до того, как ты оторвёшься от работы и заметишь моё отсутствие...

И вот он — дом, когда-то бывший моим. В глаза сразу бросались следы пожара в двух квартирах: страшные, зияющие дыры окон, чёрные пятна копоти на стене дома вокруг них. На снегу — обгоревшие обломки мебели, оконных рам, балконного остекления... Из сугроба торчал чёрный остов ёлки с остатками игрушек, а на ветках клёна повисла опалённая огнём ёлочная гирлянда.

Покрытые изморозью гроздья кленовых вертолётиков и гирлянда... Вот эта деталь точно совпадала. И ёлка, только в моём видении она не была обгоревшей.

Ледяной воздух врывался в мои больные лёгкие, как жидкий азот. Кашель согнул меня в три погибели, а под ногой у меня хрустнул обломок стеклянного ёлочного шара. Свисающий конец гирлянды чуть покачивался от ветра.

— Ой, Алёнушка, здравствуй!

Из подъезда вышла Нина Георгиевна, полная женщина с рыхлым добродушным лицом — соседка с первого этажа и подруга моей покойной мамы. Она помнила меня ещё ребёнком. В длинном пуховике и обычной серой шали, чуть одышливая и грузная, она ничуть не изменилась с моего отъезда.

— Давно тебя не было видно... Замуж вышла? — доброжелательно поинтересовалась она.

— Ну... В общем, да, — ответила я.

В тот момент мне было проще чуть покривить душой, чем объяснять правду. Вряд ли Нина Георгиевна поняла бы.