Рон Фауст - Когда она была плохой

Я снял стапель для парусника в маленькой марине в Корал-Гейблз, к югу от Майами. Мы провели на судне несколько ночей исключительно целомудренно, а затем я нашел поблизости однокомнатную квартирку с кухонной нишей, где мы готовили пищу, ели, разбирали горы купленного снаряжения и провизии. Кристин стала спать в квартире, а я каждый вечер возвращался на судно, измученный дневными заботами, терзаемый опасениями, ибо ночами мне снились жестокие штормы, пробоины в борту, которые невозможно заделать, агрессивные киты, коварные рифы и огромные носы танкеров, надвигающихся на парусник. Ночью я вполне осознавал свою неопытность, сомневался в своих знаниях и в том, что я достаточно хороший моряк, чтобы пускаться в такое путешествие.

Как ни странно, Кристин, с которой море обошлось в высшей степени жестоко, излучала спокойную уверенность и бодрость. Если она когда-либо и возвращалась в мыслях к своей кошмарной одиссее, вслух о том не говорила; и если допускала возможность снова пережить нечто подобное, то тщательно скрывала это.

Обычно по вечерам мы вели беседы за бутылкой вина. Кристин была словоохотливой и оживленной, когда мы касались нейтральных или абстрактных тем — книг, музыки, политики, современных течений, но сразу становилась какой-то отрешенной и замкнутой, если разговор заходил о ней.

— Я не хочу, чтобы меня знали, — объясняла она. — Ведь это все равно что маленькая смерть, если тебя полностью узнают и поймут. Разве не так?

Я отвечал, что так не считаю.

— Люди хотят все знать друг о друге, потому что это знание дает власть. Мы зверски любопытны, изо всех сил стараемся узнать другого, а потом разочаровываемся и теряем к нему интерес… И бросаемся на поиски другой души, чтобы поступить с ней так же.

Я признал, что это верно, но далеко не всегда.

— Я не отношусь к эмоциональным вампирам, — сказала она. — И не люблю людей этой категории.

— Вроде меня?

— Я пока что ничего не могу сказать о тебе. Не знаю.

Она была со странностями. Мне казалось, что выпавшее на ее долю суровое испытание сделало ее несколько эксцентричной.

Я медленно, но верно готовил судно к путешествию, однако дел еще оставалось невпроворот — купить, отремонтировать, разместить. «Херувим» был на некоторое время отбуксирован, и его дно покрыли двумя слоями противообрастающей краски. Я купил подержанный флюгер и приспособил его для работы на судне. Снял размеры и заказал мастеру штормовой парус. Пригласил механика отладить двигатель и посоветовать, какие запчасти и инструменты следует приобрести. Сделал профилактику системы электрообеспечения. Приобрел глубиномер, установил топовый огонь, долго искал и наконец приобрел не новый, но очень хороший секстант, купил морские карты и справочники, аппарат для погружения с запасными баками и небольшой компрессор.

Кристин покупала продукты, в основном в консервных банках, и загружала камбуз. Опираясь на свой опыт, она вносила существенные поправки в перечень того, что необходимо для путешествия.

Она пресекла мои попытки соблазнить ее, и однажды ночью, когда я был под градусом и излишне настойчив, заявила, что ее, попросту говоря, секс не интересует. Во всяком случае сейчас. И скорее всего — надолго.

— О'кей.

— Я не понимаю, почему ты хочешь меня, — сказала она. — Я худая как палка. Кожа да кости, а плоти не больше, чем у двенадцатилетней девочки.

— Меня влечет не плоть, а ты сама, Крис.

— Собственническое чувство. Желание застолбить свой участок?

— Дьявольщина! Ну и метафора!

— Дэн, дай мне время. Ладно?

Кристин уже не была «худой как палка». Она ела небольшими порциями по пять-шесть раз в день, потребляла много углеводов и к моменту нашего отплытия набрала девять фунтов.

Несмотря на внешнюю холодность и декларированное равнодушие к сексу, она была женщиной весьма чувственной: любила вкусно поесть, выпить вина, ей нравилось плавать и загорать на солнце, и мне довелось однажды увидеть, как она, закрыв глаза, водила ладонью по шелковой блузке, которую я ей купил. Она гладила предметы, познавая их на ощупь.

Однажды, вернувшись с рынка, я увидел, что Кристин разговаривает с черноволосым широкоплечим мужчиной моих лет. Они стояли на пирсе недалеко от «Херувима». Мужчина отчаянно жестикулировал: видимо, сердился. Кристин качала головой. Мужчина резко повернулся и ушел. Поравнявшись со мной, он бросил на меня свирепый взгляд.

— Это что за тип? — спросил я.

— Религиозный фанатик. — Она бегло улыбнулась. — Призывает меня покаяться в грехах перед вторым пришествием Христа.

Провизия была закуплена, баки для горючего и воды заполнены, и не оставалось ничего иного, кроме как выйти в океан.

Мы выпили бутылку шампанского в каюте судна. Удобства были не ахти какие: койки, стол, камбуз, рундуки, гальюн — все сконцентрировано и спрессовано в плавающей калоше.

— Завтра пятница, — заявил я. — Я не суеверный, но не намерен отплывать в пятницу.

— Я не суеверна, — сказала Крис, — но я трижды перекрещусь, если рассыплю соль.

— Я не суеверный, но я готов убить любого черного кота, который имеет несчастье перейти мне дорогу.

— Дэн, ты не жалеешь, что мы все это затеяли?

— Нет. Мир снова повернулся острыми углами, какой-то неожиданной, таинственной стороной. Что я хочу сказать? Я купил это судно пару лет назад по непонятной прихоти. Несколько недель назад один из репортеров газеты оказался в отлучке, и меня направили в док, куда прибыла «Калиопа». Там была ты. Там оказался я. И вот теперь мы плывем к твоим камешкам.

Она кивнула.

— Да, так обычно и бывает. Кусочек с кусочком — и образуется нечто новое, как в калейдоскопе. Ты пошевелишь калейдоскоп в одну сторону — и узор изменится. А восходит это к тысячам лет назад, когда нас не было на свете, и это не кончится, пока мы не умрем. Да и тогда все будет продолжаться для других людей. Я имею в виду, что наше влияние сохранится, по крайней мере некоторое время.

— Верно. Философия новичка, но так и есть.

— И значит?

— Значит, завтра мы начинаем путешествие на край света.

Мы вышли из бухты до рассвета, вместе с отливом. Утро было душное и тихое. На западе над горизонтом висел рогатый месяц. Я не стал ставить паруса. Мы поднимем их, когда подует настоящий ветер. А пока придется терпеть грохот и вонь работающих дизелей. Горючего у нас хватит на триста пятьдесят миль. Сейчас важно уйти от оживленных путей и взять курс к Мексиканскому заливу.

Накануне вечером я нанес на карту маршрут, согласно которому мы берем курс на юг, а затем поворачиваем к востоку и через пролив Лонг-Ки попадаем в Мексиканский залив. После этого идем на запад, к Маркизам, затем на юго-запад — этот отрезок выглядел весьма длинным и пустынным, здесь на карте не значилось ничего, кроме обширного трапециевидного голубого пятна.