Рон Фауст - Когда она была плохой

Наконец Крюгер поднялся и, хромая, направился ко мне.

Я сжал правой рукой ракетницу. Рука моя настолько онемела, что я не ощущал ее и не был уверен в том, что нормально сжимаю ракетницу.

Когда Крюгер приблизился, я поднял ракетницу, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Раздался хлопок, лицо Майка Крюгера исчезло за красной фосфоресцирующей завесой. И лицо и плечи его запылали ярче солнца, горящие частицы разлетелись по палубе.

Он закричал и, продолжая полыхать, бросился за борт. Вода не сразу погасила горящий фосфор. Я видел, как фосфоресцирующее тело опускается в черную глубину воды. Полчища рыбешек бросились за ним вдогонку.

Шанталь отчаянно закричала, и это прозвучало как эхо последнего крика Крюгера. Это был настоящий вопль. Она бросилась ко мне, целясь в меня из «браунинга».

— Подожди! — заорал я.

Ее лицо было безумным.

— Шанталь…

Пистолет разлетелся в ее руке. Но это произошло почти бесшумно. Кажется, я закрыл глаза. Когда я их открыл, я увидел, что Шанталь стоит надо мной и с удивлением смотрит на свою правую руку. От ее запястья остался один лишь большой палец; из раны хлестала кровь.

— Габриэль! — заорал я.

— Я промахнулась, — сказала Шанталь. — Как это я промахнулась?

— Сюда! — сказал я. — Наклонись ко мне.

Шанталь покорно встала на колени передо мной. Я обеими руками сжал ее руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение. Но мои руки онемели и совсем обессилели.

— Габриэль!

— Что случилось? — спросила Шанталь. — Я не поняла.

— Я забил ствол пистолета.

— Ты хитрый лис.

Над нами склонилась Габриэль. Я не мог понять, что она говорила.

Я сказал:

— Сожми ей руку выше локтя как можно крепче.

Габриэль опустилась на колени и сделала все так, как я сказал.

— Шанталь, где ключ от наручников?

Она посмотрела на меня и сказала:

— Мне дурно.

Ни Габриэль, ни я не могли остановить кровотечение.

— Где Майк? — спросила Шанталь.

Даже при слабом освещении было видно, что лицо ее было бледным — смертельно бледным.

— Как все глупо… Как глупо…

— Не сдавайся, — сказал я.

Кровь больше не хлестала, как на первых порах. Очевидно, это был конец.

Габриэль и я отплыли из лагуны с первыми проблесками зари. Мы оставили Крюгера на съедение крабам и рыбам.

Утро было тихое, влажное, туманное. И море, и небо были одинакового опалового цвета, из-за чего линия горизонта стала неразличимой. Не маячили суда, не слышались гудки и свистки. Мы были одни.

Блай стал энергично прочищать горло, что обычно предшествовало приступу болтливости.

Когда уже занялось утро, я выключил двигатель, и мы похоронили Шанталь. Мы плотно замотали ее в старый парус, а запасной якорь, привязанный к ногам, увлек тело в темную бездну моря. Никакой специальной церемонии не было, если не считать того, что все проходило в молчании.

— Последний звонок, — сказал Блай.

— Что ты собираешься делать? — спросил я Габриэль.

— Ты обещал, что мы отправимся этим летом в плавание.

— Обещал. Стало быть, отправимся.

— Дай мне пива, — произнес Блай.

— Габи, так все-таки ты мне дочка или нет?

— Вполне вероятно, что дочка. А ты разве так не думаешь?

— Знаешь, малышка, приблизительно двадцать лет назад твоя мать и я отправились в круиз; такое ощущение, что это было вчера. Даже нет, этим утром. В этот самый момент. И вот мы вместе — ты и я.

— Ora pro nobis, — сказал Блай.

По Фаренгейту. Примерно 13 градусов по Цельсию.

Lance — копье; fortune — судьба.

По Фаренгейту. Примерно 32 градуса по Цельсию.

Спаржа (фр.).

Клубника (фр.).

Форель голубая (фр.).

С перцем (фр.).

Героиня одноименной повести Э. Портер, которая все видит в розовом цвете.

Эту сучку (исп.).

«Конские широты» (мор.) — широты 30−35° северного полушария — штилевая полоса Атлантического океана.

Сукин сын (исп.).

Не для блага (лат.).

Дерьмо (фр.).