Фиона Уолкер - Среди самцов

С минуту помолчав, Джимми объявил, что ему необходимо немного прогуляться, чтобы успокоиться.

— Одетта? — обратился он к ней не слишком дружелюбным голосом. — Хочешь составить мне компанию?

Одетта начала было вставать, но Мунго схватил ее за руку и не позволил ей подняться с места.

— Одетта останется со мной, — заявил он с самым решительным видом, зная, что его слова еще больше раздразнят старшего брата. — Она подарила мне свой поцелуй, и на данный момент это самый ценный подарок из всех, что я сегодня получил. По этой причине я назначаю ее своим самым близким другом.

Джимми одарил Одетту вопросительным взглядом, но, поскольку она продолжала сидеть — Мунго держал ее крепко, — повернулся на каблуках и ушел с веранды один, громко хлопнув дверью. На веранде установилась было тишина, но по прошествии нескольких минут беседа возобновилась. Кому-то пришла в голову счастливая мысль включить стереосистему. Заиграла бравурная музыка в стиле шестидесятых, и Мунго, вытащив Одетту из-за стола, предложил ей сплясать «буги».

Апрельское солнце пригревало по-летнему, над головами плескалось ясное голубое небо, и Одетта не могла отделаться от ощущения, что она находится на пикнике. Кроме того, Мунго ей нравился, да и танцевать она всегда очень любила, поэтому, когда он закружил ее в быстром ритмичном танце, на душе у нее неожиданно стало легко и приятно. Что же касается Джимми… Она пришла к выводу, что он просто не умеет веселиться. «Тем хуже для него», — решила она, выделывая телом и ногами самые немыслимые пируэты и па.

На взгляд Одетты, праздник удался на славу. Кроме того, она была рада, что ей представилась возможность пообщаться с Фебой и Флисс, которые очень пришлись ей по душе.

Саския и Стэн приехали на праздник как раз в тот момент, когда Флисс ставила в духовку любимые Мунго ячменные лепешки, которые после выпекания следовало полить кленовым сиропом.

Увидев Одетту, Саския безумно обрадовалась:

— На свадьбе Эльзы нам почти не удалось поговорить. Между тем ты просто обязана рассказать мне во всех подробностях…

Начав говорить, Саския уже не могла остановиться и стрекотала, как швейная машинка, не давая никому вставить слова. Стоявший у нее за спиной Стэн лишь корчил рожи и подмигивал Одетте — особенно усердно он замигал, когда Саския заговорила о нынешнем процветании ресторана «Станция», который в прошлом именовался «РО». Успех этот, как Одетта ни отнекивалась, Саския приписывала исключительно ее трудам и стараниям.

Когда Саския, наговорившись, отправилась на кухню разыскивать Фебу, Стэн, пристально посмотрев на Одетту, спросил:

— Ну и какого черта ты поступила в услужение к этой бабе?

— Во-первых, Сид меня попросила, а во-вторых, я тогда находилась в безвыходном положении.

— Наслышан я про эту Сид. Шустрая бабенка. И такая наглая… Беззастенчиво крутит любовь с твоим парнем. Видел их в «Пластике» на прошлой неделе. До сих пор не могу понять, что ты нашла в этом типе. Это же настоящая обезьяна. И такие жуткие шляпы носит… Никакого вкуса.

— Ты видел Сид вместе с Калумом?

— А ты о них разве не знала? — Стэн поморщился, как от зубной боли. — Тогда мне не следовало касаться этой темы. Похоже, ты все еще по нему сохнешь. А может, наоборот, хочешь его зарезать? Тебя фиг поймешь…

— Калум предложил мне работу, Стэн, — тихо сказала Одетта.

— Не верю я этому типу. Помяни мое слово — он опять тебя подставит. — Стэн налил себе в стакан на два пальца водки и немедленно выпил. — Нет, лично я бы к Форрестеру работать не пошел. Ни за какие коврижки.

Когда Джимми вернулся с прогулки, Одетта сразу поняла, что настроение у него нисколько не улучшилось. Налив себе в стакан кока-колы, он прислонился к перилам веранды и стал смотреть, как выплясывает сильно нетрезвый Мунго.

Полюбовавшись на пьяного братца, Джимми сплюнул и направился к лестнице, которая вела на кухню.

Когда Одетта вышла из туалета, то увидела, что он стоит рядом с дверью, держа в руках сумки с ее одеждой, а под мышкой — выданную ей Роландой напрокат шляпу.

— Пора ехать, — сказал он, избегая смотреть ей в глаза. Что-то в его тоне подсказало Одетте, что ни спорить с ним, ни противиться ему сейчас не следует.

Она кивнула и пошла прощаться с Мунго и его гостями. Странное дело, в этой компании она чувствовала себя совсем как в кругу семьи, чего нельзя было сказать о вчерашнем дне, когда она находилась с людьми, многие из которых являлись ее настоящими родственниками.

— Может, ты хочешь заехать в больницу и узнать, как обстоят дела у сестры? — спросил Джимми, когда они залезли в кабину пикапа.

Одетта покачала головой.

— Монни не захочет меня видеть. Мое присутствие будет напоминать ей о том, что Крэйг сбежал и ее бросил.

— Чушь! Ты не имеешь к этому никакого отношения…

— Я знаю Монни, — твердо сказала Одетта. — Она уже привыкла увязывать исчезновение Крэйга с моей скромной персоной. Нет, без меня ей будет гораздо лучше. К тому же за ней присматривают мать с отцом, так что я ей не нужна даже в качестве сиделки.

— Как скажешь, — пробормотал Джимми, выруливая со двора на улицу. Это выражение — «как скажешь» — Джимми почерпнул из сериала «Лондонцы». Используя его, он как бы перекладывал ответственность за решение важных проблем на другого человека, и это ужасно бесило Одетту.

Новорожденная дочурка Монни приоткрыла сморщенные красные веки и посмотрела голубыми с поволокой глазами на своего папашу.

— Красивая, правда? — всхлипнула от полноты чувств Монни. — Вся в папочку.

Он сунул ребенку палец. Девочка крепко сжала его в своей крохотной сморщенной ручонке.

— Такая же красавица, как ее мамочка, — сказал он хриплым от волнения голосом.

— Тебе пора идти, — сказала Монни. — Отец и мать будут здесь с минуты на минуту. Нехорошо получится, если они тебя здесь застанут.

— Да знаю я… — Он еще некоторое время смотрел на крошечное личико дочери. — Тогда я приду завтра. Не возражаешь?

Она кивнула и залилась слезами — не хотела, чтобы он уходил.

— Ты уж позаботься об этой крошке, ладно? — Он поцеловал Монни в лоб и вышел, тихо прикрыв за собой дверь палаты.

Когда они возвращались, Джимми был зол как черт и, высунувшись из окна, то и дело орал на водителей, которые, по его мнению, ехали или слишком медленно, или норовили слишком близко к нему прижаться. Одетта дипломатично помалкивала.

— Кто бы знал, как я ненавижу Лондон, — пробормотал Джимми, неласково поглядывая на какого-то мотоциклиста, который, как он считал, хотел его подрезать. — Ужасный город, ужасные люди, а водители — психи и придурки через одного. — Высунувшись из окна, он гаркнул: — Ну куда ты прешь, скажи на милость? Проваливай с дороги, не то я так поцелую тебя в задницу, что твой драндулет вылетит с трассы и станет спутником Земли!