Крис Мэнби - Тайная жизнь Лиззи Джордан

— Моя жизнь разбита.

Теперь она рыдала в полную силу.

— Вы же выиграли приз лучшего обозревателя года.

— И мне только что сообщили, что я слишком жирная, чтобы сниматься на ТВ.

Слишком жирная? Она была похожа на макаронину. И что, неужели она никогда не слышала о Ванессе Фелтц [30] Ванесса Фелтц — очень полная ведущая британского телевидения. ?

— Я выяснила, что мне нужно делать липосакцию и подтяжку живота, если я хочу остаться на телевидении. Для ведения рубрики это не имеет значения, но телевидение всегда снимает так, что ты выглядишь как минимум на десять фунтов толще, и я точно знаю, какую часть тела они будут показывать.

— Мне кажется, вы совсем не толстая, — сказала я.

— Конечно, тебе так кажется, — ответила она. — Я худее тебя.

— Спасибо.

— Но по сравнению с другими девицами с телевидения я все равно, что слон. Я пробовала все. Амфетамины. Кокаин. Я даже ездила в Индию и пила воду прямо из унитаза в надежде подцепить дизентерийную палочку, но ничего не получилось, и я вернулась с тремя лишними фунтами, потому что обожаю «тикку маскалу» и «гулаб джамун».

— Может, попробовать занятие спортом? — предложила я.

— А если кто-нибудь сфотографирует меня, когда я, разгоряченная и потная, буду выходить из зала? — ответила она, словно это было совершенно логичное объяснение невозможности занятий.

— Ну, по крайней мере, вас уличат только в том, что вы следите за собой, — сказала я. — Это лучше, чем уличить в липосакции.

— Боже, как я хотела бы быть на твоем месте, — сказала Арабелла. — Ты даже не представляешь себе, как легко тебе живется. Ты встаешь утром, выглядишь развалиной, но тебя это совершенно не волнует. Тебе не нужно ежедневно беспокоиться о том, что у тебя кошмарная прическа. — Для иллюстрации этого она подняла прядь моих волос с одной стороны. — И никому нет дела, что твои трусы выпирают сквозь платье.

Я испуганно посмотрела на линию трусов.

— Твоя жизнь прекрасна.

— И при этом я делаю вид, что я — это вы, — сказала я ей.

— Да, я тоже делаю вид, что я — это я, — ответила она, махнув рукой у меня перед лицом. — Ты ведь знаешь, я веду колонку.

— Не может быть? — воскликнула я в притворном изумлении.

— Я даже печатать не умею. Если бы мои родители не были теми, кто они есть, я тоже была бы никем. Я была бы просто как ты. Ты знаешь, как меня пугает эта мысль? А что делают твои родители, Люси?

— Лиззи, — поправила я.

— Уверена, что твой отец носит картуз, а мать ходит в магазин в шлепанцах.

Я открыла рот, чтобы возразить. В шлепанцах в магазин? Услышь моя мать такое обвинение, она бы вся побагровела от возмущения.

— Я уверена, что чай уже ждет его на столе, когда он приходит с работы или из агентства по трудоустройству. Я уверена, что они пьют пиво «лагер» из банок и смотрят «Бруксайд» [31] «Бруксайд» — телесериал, который демонстрировался 21 год. .

— На самом деле… — Я хотела сказать ей, что она ошибается.

Но ее уже понесло.

— Уверена, что твой отец брал тебя на футбольные матчи.

Он ненавидел футбол.

— И ты ела жареную картошку каждый божий день.

Ах, если бы.

— Я практически не видела своих родителей, пока была ребенком. Они запихнули меня в интернат, когда мне было три с половиной года, и я до шестнадцати лет не видела отца.

— Это звучит ужасно.

— Я думаю, что именно потому я такая, какая есть.

— Мне кажется, что вы симпатичная, — сказала я успокаивающе.

— Конечно, тебе кажется. Массе простых людей кажется, что я симпатичная. Но откуда им знать? Девушка, которая пишет эту колонку, — это не я. Я имею в виду, что не я ее пишу. Это какая-то секретарша из газеты. У меня нет времени. Но девушка, которую они себе представляют, читая мою колонку, тоже не я. Ты следишь за мной?

— Вроде бы да.

— У меня есть ужасное чувство, что где-то в глубине я такая же обычная. Я — это всего лишь куча дорогих шмоток. Это единственная разница между нами. — Она ткнула меня пальцем в грудь. — У меня есть красивые вещи, а у тебя… нет.

Я так и знала, что коричневое платье было ошибкой.

— Хотя ведь это настоящий Келвин Кляйн, да? — добавила она неожиданно трезво, невзирая на выпитое и вынюханное.

— Да, — ответила я. И хотя со мной в последнее время никто так хамски не разговаривал, меня неожиданно охватила волна вдохновения. Единственная разница между мной и Арабеллой Гилберт, как я это услышала из первых уст, состояла лишь во внешнем виде. Для меня это было огромным утешением.

— Знаешь, будь поосторожней с этой Мэри, — промычала Арабелла. — Она вроде бы твоя подруга, но на самом деле она хочет забрать то, что есть у тебя. Когда она это получит, она тебя бросит. Агенты все такие.

— Ну, в таком случае я рада, что она не мой агент. И я не представляю себе, что у меня есть такое, что она может забрать. Мы подруги уже сто лет. Ну, во всяком случае, не меньше девяти.

— Все-таки хочу тебе сказать, будь поосмотрительней, — сказала Арабелла. — Будь поосмотрительней и не верь никому.

— Спасибо за совет.

— Эй, там, внизу!

Тут как тут! Мэри неожиданно скатилась вниз по лестнице и оказалась рядом со мной и Арабеллой.

— Я иду домой, — сказала она Арабелле. — Наверху уже полное безумие. Одна из этих супермоделей достала бутылку абсента, абсент попал ей не в то горло, и, по-моему, она задохнулась. Слушай, Арабелла, ты не видела здесь такую тихую девчушку, с которой я пришла сегодня?

— Привет, Мэри, — сказала я, надеясь, что она шутит, зная, что я все время стою рядом с ней.

— О, привет, Лиз. Не возражаешь, если мы сейчас возьмем такси до дома?

— Я уже два часа жду, когда ты это скажешь, — призналась я.

— Что с тобой, Арабелла? — спросила Мэри светскую львицу, которая окончательно отбросила все попытки сохранять равновесие и висела на перилах, как выпотрошенная кукла.

— Мне кажется, она немного перебрала, — сказала я.

— Тогда лучше забрать ее с собой, — сказала Мэри, вставая и очень быстро трезвея. — Мне только не хватало, чтобы моего клиента нашли захлебнувшимся в собственной блевоте.

— Но она не твой клиент.

— Будет после сегодняшнего вечера. Рыбка уже на крючке. Пожалуйста, возьми ее под другую руку.

Я покорно забросила руку Арабеллы себе на плечо и помогла ей встать на ноги. Скоро я поняла, что Арабелла имела в виду, когда сказала, что это только кажется, что она «худая». Весила она тонну.

Ну и вечерок! Все дорогу домой я молилась, чтобы Сима не улеглась до моего возвращения. Мне не терпелось вывалить на нее информацию о светском приеме: особенно тянуло расписать ей во всех деталях, как сама Арабелла Гилберт рыдала у меня на плече, рассказывая о неотвратимости грядущей липосакции. Хотелось рассказать про шампанское, закусках-канапе, про кокаин.