Элисон Пейс - Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения

Во время установки трех крупных скульптур в огромном, как самолетный ангар, помещении (бывшей солдатской казарме) меня беспокоила лишь мысль о том, что их теперь три, а не четыре. Тенью следуя за грузчиком, я молила Бога, чтобы злой рок, постигший шедевр «Без названия, номер шесть», не обрушился больше ни на одно творение Йена. Я не знала, что, пока работа на выставке шла своим чередом, Дик, близкий к апоплексии, бился в истерике у стойки портье отеля «Хасслер», визжа: «Да вы знаете, кто я такой?!» Я не догадывалась, что босс заходился в крике, пока деморализованные служащие не впустили его в номер, записанный на фамилию Лейн, где Дика приветливо встретили неубранная кровать, пустая упаковка шоколада «Тоблерон», две бутылки из-под воды на ночном столике и влажный купальный халат, небрежно брошенный на стул.

К счастью, мне не довелось услышать, как Дик звонил в Нью-Йорк.

Во время разговора Аманда клятвенно заверила босса, что она несколько раз просила меня перерегистрировать номер, и абсолютно уверена: я знаю, что мне снята квартира в Трастевере. Я находилась в блаженном неведении, пока не услышала визгливое:

— Чтобы блестело, как зеркало! Как зеркало! Я хочу, чтобы все здесь блестело как зеркало!

Даже не слыша ритмичных раздраженных хлопков ладонями, сопровождавших и акцентировавших слова «блестело» и «зеркало», я сразу все поняла. Словно удар ножом в сердце: Дик Риз в Риме!

На меня потоком обрушился водопад ядовитых, язвительных слов, извергаемых боссом, напоминавшим толстую злобную черепаху, трясущуюся от ярости. Я-то благодушно убаюкивала себя мыслью, что не увижу шефа до января, а он тут как тут. Мысленно я взяла себе на заметку впредь чересчур не расслабляться, ибо на собственном нелегком опыте знаю (и должна помнить всегда!): все, абсолютно все может измениться в одну секунду, стоит только отвернуться. А иногда даже отвернуться не успеешь.

Несмотря на шок и отчаяние, я умудрилась выхватить крупицы информации из мутного потока, стекающего с раздвоенного Дикова языка. В павильоне — бардак, он требует, чтобы все блестело (хлопок) как зеркало (решительный хлопок). Тот факт, что мы еще распаковываемся, — не причина, чтобы неприглядные упаковочные материалы и ящики оскорбляли взгляд своим присутствием. К тому же Дик устал с дороги, а его почему-то водворили в мой номер в отеле, хотя он неоднократно требовал у служащих другой. В заключение шеф категорически приказал мне немедленно собрать манатки и исчезнуть в неизвестном Трастевере.

Так и не уловив смысла в истерических криках Дика, я ухватилась за несколько раз прозвучавшую фразу «и-мейл Аманды».

Если повезет, после проверки электронной почты я смогу сложить в единую картину все кусочки кошмарной головоломки. Оглядевшись в поисках Йена — его рядом не оказалось, — я бросила взгляд на частично распакованные и почти собранные скульптуры, к которым предстояло вернуться позже. Вариант, чтобы сначала закончить с экспозицией, а уже потом выметаться из «Хасслера», разумеется, даже не обсуждался.

Схватив ноутбук в надежде, что там окажется проклятый и-мейл от Аманды, я поспешно направилась к выходу, подавляя желание перейти на рысь.

Наисовременнейший центр современного искусства в Вечном городе специально создан с целью вызывать ощущение новизны в стенах древнего, но вневременного Рима. Однако музей расположен не в центре итальянской столицы, а примерно в получасе езды к северу от Рима, во Фламинии. Я приехала сюда с шофером на автомобиле, предоставленном отелем, и теперь не знала, как вызвать такси и вернуться в «Хасслер». Пресловутые маршрутки, обещанные устроителями выставки, словно испарились. Вдалеке я разглядела автобус с табличкой «Пьяцца-дель-Пополо» и сочла название исконно римским. Главное — попасть в Рим, а уж там язык как-нибудь доведет меня до площади Испании, где находится отель. План, конечно, не ахти, но я из последних сил сдерживала панику и больше всего хотела выбраться из Фламинии.

Если в Нью-Йорке вы сунулись в автобус без денег, вам не пройти дальше водителя. В Риме в автобус впускают через заднюю дверь, поэтому необязательно подходить к водителю, если вам не хочется. У меня не было при себе мелочи в местной валюте и ничего похожего на итальянский проездной, к тому же я не знала, какой здесь порядок оплаты проезда. По-итальянски я знала только «dove?», то есть «где?», поэтому молча влезла в автобус и поспешно уселась.

Клянусь, я не собиралась проехать зайцем в итальянском общественном транспорте, просто не могла принудить себя вернуться и сказать Дику, что не знаю, как добраться до отеля. Иногда приходится совершать такое, чего совсем не хочется, — с этим жизнь познакомила меня много лет назад.

В автобусе я сразу узнала массу нового. Оказывается, для проезда нужен билет, который необходимо пробить на специальной машинке при входе в автобус. При отсутствии прокомпостированного билета, если в автобус входит официального вида мужчина и просит предъявить билетики, вы платите штраф — cinquante euro.

— Dove? — спросила я несколько раз.

— No biglietto! Cinquante euro, Signorina! [18] Нет билета! Пятьдесят евро, синьорина! (ит.). — не сдавался контролер, без особой необходимости несколько раз повторив коротенькое обличение.

К счастью, в автобусе нашелся полиглот, пояснивший мне, что cinquante euro — это пятьдесят евро, больше пятидесяти долларов. Я заплатила полсотни зеленых за поездку стоимостью один доллар и без помех доехала до пьяццы-дель-Пополо, к счастью, расположенной в красивом, оживленном римском районе неподалеку от центра города, а не на вершине холма в каком-нибудь провинциальном городке Тосканы.

— Dove такси?

Мне удалось сориентироваться самой — я заметила белую табличку с надписью «Такси» и ряд белых машин, стоявших под ней. Забравшись в машину, я попыталась притвориться бывалым римским старожилом, чтобы водитель не повез меня к гостинице через весь город. «Хасслер», — бросила я, надеясь, что этого достаточно. К счастью, хитрость сработала.

Выбравшись из такси у прелестного отеля, расположенного у верхней площадки грандиозной лестницы на площади Испании, обессилевшая, вспотевшая, всклокоченная и измотанная, я думала только об одном: Дик видел мои бюстгальтеры и трусы — я оставила все это на столе. А ведь шефа нипочем не убедить, даже за миллион лет, что женщины носят стринги, чтобы под верхней одеждой не проступали боковые швы, а не потому, что они — в душе порнозвезды.

Едва войдя в отель, я первым делом воткнула шнур ноутбука в розетку, загрузила страничку электронной почты и прочла послание Аманды, помеченное в знак важности маленьким красным восклицательным знаком. Проклиная все на чем свет стоит, в том числе и отправительницу и-мейла, я побежала в номер Дика и в лихорадочном темпе собрала вещи. Позвонив портье, я униженно попросила его узнать, нет ли возможности получить мое платье из химчистки пораньше (оказалось, можно), проверила и перепроверила ванную комнату и шкафы в номере и, убедившись, что ничего моего не осталось, ушла, с беспокойством прикидывая, долго ли добираться до Трастевере и когда я наконец вернусь в галерею. И вообще, делают сейчас рабочие в павильоне хоть что-нибудь?