Андреа Семпл - Выдумщица

Нет ничего хуже больничного запаха. Запаха антисептиков, дезинфекции, докторов, смерти.

Я сижу здесь почти три часа, сижу в этом углу для ожидающих, все с тем же пластиковым стаканчиком в руке. Три часа.

И что же я узнала за это время?

Что он, может быть, выкарабкается.

Что у него был кризис, но что сейчас он стабилен и находится в полубессознательном состоянии.

Что зовут его Фрэнк.

Фрэнк Блэк. Похоже, именно так назвала его женщина за письменным столом. В этот момент она украдкой жевала бутерброд с сыром.

Если уж и звать кого-то Фрэнком [3] Frank— франк — представитель древнего народа, населявшего Францию; франки бороды не брили, а, с точки зрения утонченных римлян, были варварами. (Примеч. пер.). , так его. Это имя каким-то странным образом сочетается с его необычностью. С его бородатостью.

Я узнала и другое. Например, поняла, что женщину за письменным столом наняли на эту работу в результате какой-то чудовищной ошибки. Я имею в виду, что на ее столе две таблички. На одной написано «Помощь», а на второй «Информация». Но именно эти два слова английского языка не имеют к ней ни малейшего отношения. Ладно, назвала она мне его имя. Но ничего больше она мне говорить не желает. Я уже раз десять подходила к ее столу и спрашивала, все ли с ним в порядке, сколько все это может продлиться и все такое, и каждый раз она встречала меня застывшим ледяным взглядом женщины, работающей в ночную смену, и отвечала что-то вроде «тут и другие ждут известий о своих родных».

Что на самом деле полное вранье.

В этом углу для ожидающих был только один «другой», мужчина средних лет в анораке, у жены которого случился приступ из-за того, что она приняла какой-то дешевый сжигатель жира. И он был увлечен тем, что разглядывал у меня ложбинку между грудей, чтобы подходить и беспокоить миссис Услужливость.

И только когда вышла женщина в очках и белом халате с папкой, я смогла что-то выяснить. Но даже сейчас не знаю: станет ему лучше или будут осложнения.

Зачем я вообще сижу здесь?

Я привезла одежду, вопросов больше нет, сейчас четыре утра, что же я тут делаю? Сижу на стуле, на мои груди плотоядно уставился этот садомазохист в анораке, и помимо него здесь только эта надзирательница.

А мне завтра работать.

Пять часов подряд.

Поэтому я конечно же просто сошла с ума.

Но мне почему-то надо знать, как он. Не могу я просто пойти домой, не увидев его, воскресшего во плоти. Я же ему жизнь спасла. Так сказал тот мужчина со «скорой». Конечно, как он был неотесанным пьянчугой-неандертальцем, так им и остался, но это уже не имеет значения. Значение имеет лишь то, что я хочу сама его увидеть. Просто, чтобы убедиться, что все нормально.

Голоса.

Шаги, отдающиеся эхом по коридору.

Это он. Фрэнк. Стоит тут, полуживой.

Какое же облегчение увидеть его. В конце концов, полуживой — это не то, что мертвый. Врач, стоящий рядом с ним, улыбается мне, как будто я его жена, или подружка, или что-то в том же роде.

Фрэнк, однако, не улыбается. Даже когда он видит меня, в его лице ничего не меняется. Он меня не узнает и проходит мимо.

Наверное, он еще не совсем пришел в себя.

Я встаю и иду за ним. Женщина за столом улыбается — впервые с тех пор, как я здесь.

— Простите, — говорю я. — Фрэнк, здравствуйте. Это я, Фейт. Та девушка, из квартиры над вами. Это я вас нашла…

Автоматическая дверь раздвигается, и Фрэнк выходит через нее. Все еще идет дождь, а Фрэнк все не отвечает.

Я хватаю его за руку. Он останавливается, поворачивается и смотрит на меня. В слепящем искусственном свете он выглядит вполне живым. Волосы чернее, а кожа белее, чем было бы при дневном свете. Борода осыпана капельками воды.

— Нам надо домой, — говорю я ему. — Вы вызвали такси? Или они его для вас вызывали?

Он качает головой:

— Нет.

Хорошо, пусть это не разговор, полный глубины и значения, но все же хоть что-то. Я вытаскиваю из кармана свой мобильник и бумажник с карточкой транспортной фирмы «Такси А-1».

Фрэнк в угрюмом молчании наблюдает за тем, как я набираю номер и заказываю такси.

— Приедет через пять минут, — говорю я ему. Он отворачивается и ждет под навесом над дверью радиографического отделения.

Я-то знаю, что он чуть не умер от алкогольного отравления менее трех часов назад. Но не стоит грубить ему. Идиот бородатый. И зачем я, дура, пожертвовала ради него своим сном!

Молча мы ждем, когда придет такси, глядя на лужи, пестрые от капель.

— Это я привезла вам одежду, — говорю я, когда такси медленно выруливает на главный проезд. — Пошла с вами в «скорую» и привезла одежду в больницу.

Он не отвечает. Его лицо прижато к оконному стеклу, он смотрит наружу. Ничто в его глазах не говорит о том, что он меня слышит.

Водитель такси — пожилой индиец с усталой улыбкой — поворачивается, чтобы убедиться в правильности адреса. Фрэнк не отвечает, поэтому я киваю шоферу и говорю, что адрес именно тот.

Когда мы проезжаем мимо круглосуточной бензозаправки «Теско», сияющей своей поддельной потусторонностью, я бросаю быстрый взгляд на бородатое лицо Фрэнка. Оно выглядит потрепанным. Для того чтобы довести его хотя бы до нормы, Фрэнку потребовался бы профессиональный маскирующий грим и две недели восстановления в загородном санатории.

— Я не хотела входить к вам в квартиру, — говорю я. — Я просто спустилась, чтобы… — я колеблюсь, вспомнив, почему я, собственно, спустилась к нему. — Дверь была открыта, — говорю я, вместо того чтобы объяснять причину своего визита.

Он поворачивается ко мне. Ну, наконец. Сейчас он меня поблагодарит.

— Так, значит, стучите в двери, а когда видите, что дверь открыта, входите и не краснеете! — голова у него трясется. От злости. Он злится на меня!

У меня появляется случай убедиться, что злость и правда — вещь заразная.

— Эй, вы, мистер… Фрэнк, или как вас там. Если бы я не вошла… если бы не стала беспокоиться, все ли с вами в порядке… если бы…

Фрэнк закрывает глаза, откидывает голову на сиденье и поднимает руку, останавливая меня:

— И что вам теперь нужно? Нобелевскую премию?

Рот у меня открывается, потом закрывается.

Я потеряла дар речи.

Я делаю вторую попытку. На этот раз изо рта выходят слова:

— Я вам жизнь спасла.

Улыбка шофера, глядящего на нас в зеркало заднего вида, из печальной становится удивленной. Фрэнк поворачивается и смотрит на меня.

— Я вам жизнь спасла, — повторяю я на этот раз тише, так, что шофер не слышит.

Глаза Фрэнка — два зеленых острова в море розового цвета — заставляют меня внезапно почувствовать свою вину. Совершенно непонятно за что. Такси притормаживает.

Пока я роюсь в кошельке, чтобы дать без сдачи, Фрэнк выходит.