Пат Бут - Майами

— Я хочу выйти из этого контракта и вообще из этой кампании, — прошипела она. — Иди и ищи другую модель, чтобы она продавала твою парфюмерию.

— Что ж, «гуд-бай, миллионы» и «здравствуйте, судебные иски», а я тем временем отыщу какого-нибудь другого жаркого цыпленочка, чтобы та устраивала сексуальные игры на пляже с молодым Робом?

— Э… ладно… давай-ка тут притормозим. — Лайза сглотнула. Она не слишком боялась потерять миллионы. Или боялась? Но ведь их у нее и так много. Но судебные иски? Это кое-что похуже. Какие у нее основания для расторжения контракта? Да никаких. К тому же судебные тяжбы обычно выигрываются теми, у кого глубже карман, а у Уитни карманы вообще бездонные. И судебный процесс, если он затянется, подорвет ее материально, а неблагоприятная пресса повредит ее репутации. Она уже и так прославилась в той сомнительной истории. А процесс с Уитни подкрепит это впечатление. Подробности же тяжбы едва ли придутся по вкусу общественности. Она захотела расторгнуть контракт, поскольку заказчица трахнула юношу-модель, которого хотела трахать сама Лайза. Это придется едва ли по вкусу Лиз Смит. Это не понравится никому. И потом они найдут новую девушку. Вероятно, она не будет такой, как Лайза Родригес, но ведь и не уродиной же. И все закончится тем, что ее язычок окажется во время съемок на пляже у Роба во рту. А это сомнительное сырье для радужных надежд.

Лайза быстро переменила свои намерения. По каким-то чрезвычайным причинам ее гнев начал утихать.

— Ты должна понять, — сказала она более здравомыслящим тоном, как я расстроилась, когда узнала.

— Дорогая моя, я никогда ничего не понимаю, если это касается других людей и чувств. Мне хватает с избытком своих собственных.

— А ты действительно собираешься направить все эти деньги на благотворительность? — Тон Лайзы становился примирительным. Возможно, она готова смотреть на это глазами Роба, как на честный поступок ради благородного дела.

— Разумеется, собираюсь, моя сладкая. Я же сказала, что сделаю.

— Я прямо и не знаю, что мне делать, — призналась Лайза.

— Ну, ты можешь начать с того, что присядешь и возьмешь кусочек тоста. Ты портишь мне пищеварение, стоя тут и пытаясь мне грубить. Я научу тебя. Правило номер один — никогда не выходи из себя. Правило второе — делай ставку на слабое место твоего противника.

Лайза присела.

— Какое у тебя слабое место, Мери?

— У меня таковых не имеется, — ответила Мери Макгрегор Уитни.

— Интересно, — сказала Лайза Родригес.

Спальня Кристы была самой большой комнатой в ее большом доме. Кристе нравилось это. Спальня — это место, где можно проводить время. Она могла делать всю телефонную работу, лежа в постели. Могла расслабиться на огромной софе и посмотреть фильм. Могла вымыться и привести себя в порядок в мраморной ванной, похожей на пещеру. А теперь спальня превратилась в место, где жили ее воспоминания. Она не могла не думать о Питере и уже горько сожалела об этой ссоре, вспыхнувшей на пустом месте. Во всей восхитительной смеси, которую представляла из себя ее личность, лишь единственное было ей не по вкусу. Чувство интеллектуального превосходства, которое он иногда демонстрировал по отношению к ней. Уже дважды оно приводило их на грань взрыва. Будет ли так и дальше, пока их отношения не превратятся в груду камней? Черт! Какие отношения? С того момента, как она обрушилась на него, он исчез из ее жизни. Когда она вернулась назад в дом, его и след простыл, вероятно, он уехал назад в Ки-Уэст к холодным утехам своей работы. Он не позвонил. Не оставил никакого горького литературного прощального слова. Ничего.

Целый день она клокотала и тосковала по нему, ненавидела, придумывала способы как ужалить его побольней. Но звонить ему не стала. Гордость саботировала эту маленькую мысль, как только та поднимала свою трогательную голову, несмотря на странное предчувствие, что она носит его ребенка. Его слова все кружились и кружились у нее в голове, тяжестью ложились на жаркие воспоминания, сокрушая и загораживая их. «Не думаю, чтоб ты смогла добиться успеха в издательском деле, если бы старалась продать что-нибудь серьезное. Они сразу распознают дуру, с первого взгляда».

Дура! Которая не умеет продать вещь. Вот что задело ее. Он мог назвать ее страшной, подлой, слабой, скучной, но дурой… дурой! Да еще бездарностью в бизнесе. Кристу, которая никогда не бралась за дело, которое ее не интересовало. Это просто нестерпимо. Хуже того. Это несправедливо. И за это следовало отомстить. Ей не понадобилось много времени, чтобы придумать месть. Ее «Филофакс» хранил телефоны верениц поклонников, набравшихся за все эти годы — капитанов индустрии, звезд, артистов, политиков, чиновников. Каждый из них желал ее. Каждый обещал положить к ее ногам свой персональный кусок земли. Она не дала им того, что они хотели, однако выделила им всем время дня, оставив их в игре до какого-то момента в будущем, когда они ей понадобятся. Они получали рождественские открытки, фотографии Кристы Кенвуд, снабженные дружескими пожеланиями, вокруг которых получатели ходили на цыпочках годами, купаясь в лучах отраженной славы индоссамента супермодели, который гордо сиял в их гостиных на рояле. Таким человеком был и Льюис Геллер, силовой туз за кулисами «Твентит Сенчри Букс». Он пару раз ходил с ней на ланч, один раз обедал, ни разу не лежал с ней в постели, но она непрерывно выслушивала его признания в вечной любви и что он сразу же бросит жену, скажи Криста хоть слово. В тот момент имя Геллера вспыхнуло в ее мозговом компьютере, и она знала, что делать.

Она докажет Питеру Стайну раз и навсегда, кто понимает в бизнесе, а кого пора выбрасывать на свалку. Миллионы, которые она для него заработает, станут таким козырем, который исключит все аргументы. И это окажется двойной удачей, поскольку она одновременно докажет свою правоту и сделает его богатым. Она оставит его в дураках, и в то же время он будет вынужден поблагодарить ее. Встав на колени, он скажет спасибо ей, дуре в бизнесе, которая заработала ему мегабаксы за такое время, которое потребовалось бы большинству женщин, чтобы утомить свои ноги у «Тиффани». Она вскочила на самолет, явилась в контору к Геллеру, выпила «Перье» в «Четырех Сезонах», в то время как он пытался потчевать ее Полом Роджером. К концу ланча она договорилась о сделке. Она добилась для Стайна гарантии на пять миллионов долларов худо-бедно на следующие его три книги, и обязательств печатать тираж, и бюджета на рекламу, и все это на более выгодных условиях, чем он знал когда-либо прежде. За каких-то два часа она удвоила его деньги. А бедняга так и не знает ничего об этом. До сих пор!