Пат Бут - Майами

Она сидела тихо. Теперь у нее появилась более важная вещь, чем стыд, о которой ей приходилось беспокоиться. Кампания, проводившаяся Смайли, была жизненно важной для ее планов. И все там казалось весьма неопределенно. Она, в общем-то, еще ничего не подписала, действовала только словесная договоренность. Паника охватила ее. Джонни блефовал. Сам Бланкхарт выбрал ее. И зад ее не был слишком большим. Это была лучшая часть ее тела, без сомнения. Однако, неопределенность затягивалась. А может, она набрала вес во время съемок на Сейшелах? Или работала не так усердно с тренером? Боже, может, она стала чуть-чуть больше. У нее появилось желание бросится к Джону и проверить. Проклятье! И какого черта стоит тут эта дрянь на столе перед ней? Ей следовало бы пить «Перье». Она старалась не допустить на свое лицо беспокойство, но знала, что ей это не удалось.

— Какая досада, если ты потеряешь Смайли, — произнес Джонни, подливая масла в огонь, — из-за твоей жирной задницы.

При этих словах он улыбнулся. Модели средней руки были замечательно неуверенны насчет своей внешности. Только на самом верху, где обитали Кристы и Лайзы, вы имели дело с гипертрофированной уверенностью в себе, которая переводилась в мегабаксы и делала суперзвездами.

— Джонни, я хочу Смайли. Мне нужен Смайли, — сказала Сисси. В ее голосе послышалась мольба. Она протянула руку и сделала попытку ухватиться за пальцы, которые только что терзали ее ляжки. Он отбросил ее. В его улыбке чувствовался триумф.

— Ну, сладкая моя, ты ведь знаешь, как это делается. Мы с Бланкхартом давнишние знакомые. Кажется, что всю жизнь знаем друг друга. Он мне кое-чем обязан. Я могу позвонить и попросить об одолжении, если захочу, но это будет означать, что я воспользовался его любезностью, не так ли? И я должен влезать к нему в долг, чтобы ты смогла запихнуть свою непомерную корму в джинсы бедного старика Смайли? Мне это не кажется привлекательной сделкой.

— Джонни, пожалуйста, не надо… Я хочу сказать, что мой зад не растолстел…

Он захохотал, глядя, как она умоляет его. Смайли обойдется ей в триста тысяч, и заказ этот гарантирован ей на все сто процентов. Но она этого не знает. Ее великолепный как картинка экстерьер станет произведением искусства, будучи задрапирован в синюю джинсовую ткань от Смайли, но она находится в плену неуверенности, порожденной желанием иметь слишком много и слишком надолго. Люди, которые «жаждали», казались ему такими забавными. С ними можно было обращаться очень плохо.

— Докажи это!

Она сглотнула.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю тебе — докажи мне, что твоя задница не слишком большая.

Сисси в отчаянии оглянулась по сторонам. Клуб был переполнен до отказа. Тут было полдюжины знакомых ей людей, пара парней, несколько моделей. В животе у нее похолодело. Паника охватила ее. Джонни намеревался заставить ее что-то сделать. Он собирался наказать ее за то, что она огрызнулась. А если она не подчинится, то он отберет у нее рекламный заказ, который необходим ей, как пальцы на руках и ногах. Она напряглась. Что бы ни было, она сделает это. Пассивность растеклась у нее внутри, и в своей полной капитуляции она почувствовала даже некоторое удовольствие. В этот момент она не отвечала за свои поступки. Отвечал он. Свобода ушла прочь. Если бы роботы могли что-то чувствовать, они чувствовали бы именно это.

— Где? — сказала она.

— Здесь, — ответил он. — Сейчас.

— О нет, Джонни. Не на глазах у всех.

— На столе, — приказал он.

Слезы снова навернулись ей на глаза.

— Я не могу. — Ее голос повис на краю унижения.

— Ты сделаешь это и получишь Смайли.

Она сглотнула с трудом.

— Долго?

— Пока я не скажу.

По ее лицу разлилось отчаяние. Она встала. Стала ждать у края стола. Она не знала, как это делается, но ведь она была модель. Как-нибудь справится. Она взглянула на Джонни в надежде, что он отменит экзекуцию, но в его глазах увидела злобу, смешанную с похотью. Он потянулся вниз к своей промежности, и ее сердце сжалось от панического страха. Ее унижение возбуждало его. Во рту у нее пересохло. Глаза округлились. Боже, прошу тебя, пусть это продлится недолго. Пусть это пройдет, как любой безумный момент безумного вечера в городе, прозванном изощренным грехом. Она закрыла глаза и стала молиться, прося решимости. Потом открыла их и вскарабкалась на стол. Она почувствовала, как множество глаз устремились на нее. Все ожидали, что она станцует. Поздно ночью, после обильной выпивки, роскошные курочки иногда так делали. Но танцевать она не стала. Она встала как статуя посреди стола. И затем, когда Джонни строго посмотрел на нее, она принудила себя подчиниться ему. Она расстегнула пряжку пояса. Потом стала возиться с застежкой на ширинке.

— Вот это да, — раздался громкий голос за соседним столиком. — Девочка хочет показать нам стрип.

Она пошевелила задом, который якобы был слишком большим, и опустила вниз джинсы, чтобы обнажить его. Трусики были из чистого, белого шелка, они выделялись на загорелом теле, крошечные, едва ли больше, чем смятая полоска материи, спрятанная в щель между ее дерзкими, крепкими ягодицами. Джонни видны были выступившие от ужаса гусиные пупырышки на ее нежной коже. Он видел крошечные волоски пуха у основания позвоночника, вставшие дыбом от страха. Она гордо держалась перед множеством глаз, насиловавших ее. Голова гордо откинулась назад, глаза закрыты от стыда, когда она переносила публичное унижение. Некоторые зрители что-то выкрикивали. Кто-то хлопал. Ни один не высказал ничего критического по поводу великолепного зада, который скоро будет продавать джинсы мистера Смайли.

Затем она нашла откуда-то силы. Она открыла глаза и жестко уставилась на Джонни. Она снова обрела над собой контроль и решила доказать, что способна сделать на шаг дальше, чем он требовал. Она протянула руки вниз и засунула пальцы за эластичный материал трусиков. Затем, внезапно, стянула их вниз и показала ему всю свою наготу. Ее зад светился в полумраке. Одна нога выставлена вперед, другая отведена назад. Линии ее бедер плыли в плавной гармонии вверх, до длинной, грациозной спины, и вниз, к мускулистым, точеным ляжкам. Это не были персики или же задрапированные линии приторных фруктов, не было это и детородным задом земной матери. Это было округлое, выпирающее, припухлое совершенство атлетической мускулатуры. Это был шарообразный, деловой зад, отточенный до твердости камня в гимнастическом зале, и запрограммированный на превосходство безупречными генами.

За всю свою жалкую жизнь Джонни Россетти не мог припомнить, чтобы он видел что-либо настолько прекрасное. У него перехватило голос от страсти, и он сказал шепотом: «Спускайся сюда». Все тело его дрожало от похоти, когда девушка, которую он унизил, вздернула кверху трусики и джинсы и сделала так, как ей было сказано.