Белва Плейн - Рассвет

– Я всегда считала, что когда вам плохо, цветы способны поднять настроение. Со мной, по крайней мере, так всегда и бывает; надеюсь, эти цветы вас тоже немного подбодрят.

– Вы очень добры, цветы чудесные. Присаживайтесь, пожалуйста.

Миссис Иджвуд присела на краешек стула. Было видно, что она нервничает, и она сама тут же откровенно сказала об этом.

– Я так нервничала, идя к вам. Вы с самыми добрыми намерениями пришли ко мне после того нападения на наш дом, а я повела себя грубо. Мы, можно сказать, захлопнули дверь перед вашим носом.

– Ну, все было не так плохо, – улыбнулась Лаура.

– Нет, это было очень плохо. Я наказывала вас за зло, которое причинили нам другие люди, и это было нехорошо с моей стороны.

– Я могу это понять. Вам ведь пришлось столкнуться с таким ужасным испытанием.

– Да, а сейчас испытание обрушилось на вас. Прочитав обо всем в газетах, я стала думать и сказала мужу: как тяжело должно быть для такой женщины, как вы, какой это удар узнать, что… – Увидев заблестевшие в глазах Лауры слезы, миссис Иджвуд деликатно отвела взгляд. – Я должна была снять эту тяжесть с души, – продолжала она. – Я не могла отнестись к вам так же, как часто относятся к нам, возлагая на всех вину за дурное поведение одного. Не ваша вина, что ваш муж… Ох, извините, я сказала больше, чем нужно.

– Ничего. Я понимаю, что вы хотите мне сказать, и я ценю это, правда. – Эта женщина говорила искренне. Она была из числа тех немногих, кто приходил к ним в дом, не испытывая и тени нездорового любопытства. – Позвольте, я поставлю эти чудесные розы в воду, а потом мы выпьем чаю. Это займет одну минуту.

– Спасибо, но лучше в другой раз, если можно. Это ведь не светский визит. Вам сейчас надо отдыхать, а не развлекать гостей. – У двери миссис Иджвуд задержалась, вспомнив о чем-то. – Вы как-то сказали, что будете давать уроки моей дочери. Я хотела спросить, вернетесь ли вы к своим урокам, и если да, то согласитесь ли вы сейчас взять ее к себе в ученицы?

– Ответ будет «да» на оба вопроса. Дайте мне пару-тройку недель, чтобы уладить все дела.

Когда дверь за посетительницей закрылась, Лаура прижалась лицом к розам. Нежные лепестки приятно холодили ее разгоряченное лицо. Затем она наполнила вазу водой, поставила цветы на столе в библиотеке и застыла на месте, не зная, что делать дальше. Может, ей следует сесть за рояль? Она всегда находила утешение в музыке.

Уладить все дела, сказала она. Но как их уладишь, если Том замкнулся в себе, Тимми испуган, а фирма, от которой зависит их благосостояние, судя по всему, разваливается?

Какой-то очередной посетитель звонил в переднюю дверь. Если бы Граф был жив, он услышал бы шаги задолго до того, как человек подошел бы к двери. Его маленькое тельце задрожало бы от возбуждения, он залился бы лаем и завилял своим лохматым хвостом. Лаура пошла открывать дверь.

– Привет, – сказал Ральф. – Вы мне не позвонили, и я решил не ждать вашего звонка. – Он посмотрел на нее с полупечальной-полунасмешливой улыбкой. – Вы обещали обратиться ко мне за помощью. Только не говорите, что помощь вам не нужна, я все равно не поверю.

– Ладно, не буду. Проходите сюда, садитесь. Здесь прохладно.

Она испытывала странное смущение. Он был такой солнечный со своими волосами цвета меди, освещенными солнцем, и милой улыбкой. Слишком солнечный, слишком живой и непринужденный для того, чтобы окунуться в невеселые проблемы их дома. Ей не хотелось говорить о них, и она прямо об этом сказала.

– На данный момент проблемы кажутся неразрешимыми, а поэтому не стоит портить летний день их обсуждением. Лучше расскажите, как продвигается ваша кампания.

– Кампания проходит трудно, мы много работаем и мы надеемся, потому что без надежды нельзя. Вот так. Что до вас, Лаура, то неразрешимых проблем не бывает.

– Кроме смерти.

– И даже эта проблема разрешима. Вы решаете ее, принимая смерть, свою ли собственную или кого-то другого.

Она повернула голову, и взгляд ее упал на фотографию Бэда в кожаной рамке. Он сидел в кресле в стиле королевы Анны и выглядел очень представительно. «Куда ни кинешь взгляд в этом доме, повсюду он натыкается на лица умерших членов семьи», – подумала Лаура и у нее непроизвольно вырвалось:

– Это может лишить тебя иллюзий.

– Да.

Односложный ответ прозвучал серьезно и печально, и Лауре стало ясно, что Маккензи понял, какой смысл вложила она в свое высказывание.

– Нет никого, кто взял бы на себя ответственность за дела нашей фирмы, – снова заговорила она. – Клан, – Лаура с трудом выговорила это слово, – клан забрал Бэда и Питта, так что никого не осталось.

– Может, ее можно продать.

– Может быть… О, – воскликнула она, – знаете, чем я совсем недавно занималась? Я раскрутила глобус, закрыла глаза и ткнула в глобус пальцем. Я сказала себе: мы – я и мальчики, уедем в то место, на которое попадет мой палец, – и, скорчив гримаску, объяснила, что этим местом оказалась Патагония.

– Что ж, места там предостаточно. Пустыня и камни, ветер и полынь.

– Вы говорите так, будто вы там были.

– А я и был. Мне было любопытно, и я решил поехать и посмотреть.

– У меня был знакомый, который обладал любопытством того же рода. Он поехал в Индию, потом в Непал и Тибет. Это было много лет назад, когда туда редко кто ездил.

Она замолчала, слегка нахмурившись. Ей пришло в голову, что в одном из разговоров с Ральфом она уже упоминала Френсиса, но она не была уверена в этом до конца. Между двумя этими мужчинами было много общего.

– Значит, вы не поедете в Патагонию.

– Нет. Скорее всего я вообще никуда не поеду. Просто все это, – она широко повела рукой, – обман Бэда, публичный позор…

– Это не ваш позор, – быстро перебил ее Ральф.

– И все равно даже Тимми его чувствует. Я знаю. И он выглядит таким нездоровым и слабым. – Нежелание говорить о своих тревогах отступило, и слова полились потоком. – Он очень тяжело перенес похороны – такое большое эмоциональное напряжение и духота в церкви да еще эта дикая жара. Сегодня утром я отправила его на весь день к другу, который сломал ногу. Так я, по крайней мере, буду уверена, что он будет вести себя спокойно. Но я никогда не знаю, что еще может случиться.

– Я понимаю. Я ведь пережил все это вместе с Кроуфильдами. У них все так вот и шло вплоть до смерти Питера, – мягко проговорил Ральф, глядя Лауре прямо в лицо.

Не отводя взгляда, она очень тихо сказала:

– Я часто думаю о Питере. Вы знали его. Каким он был? Маргарет сказала…

– Маргарет сказала вам правду. Он был спокойным вдумчивым мальчиком и, став постарше, нисколько не изменился. Во многом он был таким, каким вы описываете Тимми.

– Они и внешне похожи.

– Да. Я внимательно приглядывался к Тимми, когда был на похоронах. – Ральф неожиданно улыбнулся. – Возможно, вам будет интересно узнать, что Питер был верующим евреем.