Артем Литвинов - Пылающая комната

— Нет, он не виноват.

Харди встал и подошел к двери, Джимми осторожно заглянул.

— Заходи, — предложил я.

— Стэн, — он подошел и сел рядом под пристальным взглядом Криса, — это просто дикость какая-то. Зачем он это сделал?

Харди подошел и сел с другой стороны постели.

— Не любит педерастов, — пояснил я, заметив, как Харди передернуло от очередного повторения этой фразы.

— Мерзавец, — Джимми положил ладонь на мою лежавшую поверх одеяла руку. — тебе нельзя никуда без Айрона, больше этого не должно повториться. Я тебе хотел сказать, что ты прав, название что надо, это я придурок.

— Да ну, не важно, Джим.

Харди остался на всю ночь. Ночью боль усилилась, словно в плечо всадили раскаленное железо. Стало легче после укола. Я боролся со сном. Глаза слипались. Крис уговаривал меня заснуть.

— И не уедешь никуда, — с сожалением рассуждал Крис, — альбом записывать надо, и эти двое кретинов приставлены к нам.

— Ты поговори с Хайнцем, — попросил я, — он должен его допросить как следует, я не думаю, что все так просто.

— В каком смысле, — Харди удивленно посмотрел на меня.

— Он не просто так меня замочить решил, он собирался это сделать вполне намеренно, Крис, — пояснил я.

Харди отошел к приоткрытому окну и закурил. Я попросил его дать мне тоже сигарету. Он поднес ее к моим губам. Я затянулся и подумал о том, что Хауэр должно быть порадовался бы глядя на все это.

— Странно все это, — заметил Крис, — как будто задались целью нас угробить.

— Может так оно и есть, — предположил я.

— Хрен им, — возразил Харди, — на Новый год уедем из города к черту.

Мне снова вспомнилась наша первая ночь и строки, которые я читал ему:

Крест Диего Эрреры. Подарок Криса занимает меня так же, как Хауэра занимала Звезда Почетного Легиона. Моя болезнь, плохо заживающая рана на плече, бессонница, — все это только еще больше заставляет меня задаваться вопросом, на который, кажется, нет и не может быть ответа — Что есть Пылающая комната. У каждого из нас есть своя Пылающая комната. Ее стены залиты жидким пламенем, оно течет и переливается, оно прилипает к коже, как одежды, пропитанные кровью Несса, и их нельзя отодрать иначе, чем вместе с кусками плоти. Если я еще могу молиться, то моими святыми заступниками могут быть только Конрад и Хауэр, едва не убившие друг друга из-за любви, запретной и сжигающей. Вместо того, чтобы еще раз сказать себе: «Держи себя в руках», меня тянет сказать совсем иное: «Дай себе волю, и пусть будет что будет». Наступающий год пугает меня. Я не могу заставить себя работать, а это необходимо. Контракт обязывает. Меня тяготит постоянное внимание и заботы Харди о моем здоровье, Айрон, дежурящий внизу. Единственное утешение — Чани. Собака чувствует состояние человека. Он приходит ко мне и кладет голову на колени. Крис мечется из угла в угол. Пьет, курит и названивает по телефону весь день. Репетиция отменена из-за Арчи. Джимми приехать отказался. Я не могу забыть историю с фотографиями, смотреть на них я не хочу. Крис не стал настаивать, он от них в восторге. Иногда мне вспоминается его вопрос, после нашей партии в бильярд, не извращенец ли он. Извращенец каждый из нас, каждый, кто пришел в этот мир со своими мечтами и надеждами, в этот мир, не приспособленный ни для их исполнения, ни для их умерщвления. Он принуждает нас с ними жить. Невыносим не миг полноты, невыносим по-настоящему лишь момент опустошения, мой друг этого не понимает. Он даже во сне продолжает купаться в огненной реке своих желаний.

Я не мог поехать к Хайнцу, поэтому Хайнц приехал ко мне. Сдержанный и вежливый осведомился как я себя чувствую. Я чувствую себя отлично, как и полагается чувствовать себя тому, чьей предсмертной просьбой была просьба дать ему спокойно помочиться. Детектив этого не понял или сделал вид, что не понял. Тем хуже для него. Он ждал, что первый спрошу его о том, что показал арестованный. Мне плевать, что он показал, мне плевать, кто убил Генри Шеффилда, которого я трахал за то, что он подобрал меня на улице, мне плевать, что меня называют шлюхой и потаскушкой, что меня чуть не прикончила в сортире какая-то мразь, мне все становиться безразлично. Похоже, это действие транквилизатора.

— Вы знаете, что нам удалось обнаружить, господин Марлоу, — он посмотрел на меня своими стеклянными черными глазами и в них, казалось, появилось сострадание, — на квартире у Раймонда Кларка (так его надо полагать звали), была визитка господина Даншена, не могли бы вы откомментировать это?

— Я знаю господина Даншена слишком плохо, чтобы давать комментарии, — ответил я, поглаживая собаку, — Спросите у него сами.

— Какие мотивы могли быть у Кларка нападать на вас?

— Мотив самый обыденный, господин Хайнц, я — педераст, и не скрываю этого, — я посмотрел ему в глаза без всякого смущения, но он не отвел взгляд, ни единый мускул в его лице не дрогнул. Он и бровью не повел.

— Были ли иные причины, ссора, или что-то еще?

— Я видел его дважды в жизни, первый раз, когда вошел в клуб, второй раз, когда достал свой член из штанов, — меня несло все дальше и дальше и все сильнее.

Хайнц еле заметно улыбнулся и сам предложил мне закурить, протянув свои сигареты.

— Так вы признаете, что вы — гомосексуалист, господин Марлоу?

— Вы и сами это прекрасно знаете, — ответил я, не испытывая ни малейшего стеснения.

— Я вынужден задавать вам этот вопрос, поскольку только ваше личное признание имеет силу.

— Проведите экспертизу, — предложил я ему, — это, кажется, не сложно.

Детектив, не ожидавший, видимо, подобного цинизма, слегка поморщился. Я был вполне удовлетворен, теперь он был моей жертвой, мы наконец поменялись ролями.

— Этого не требуется, достаточно ваших слов, — заверил он меня. — как давно началась ваша связь с Крисом Харди?

— Так давно, что и вспомнить трудно, я полагаю еще во времена Нерона, — я выдохнул дым и потрепал Чани за ухом, — потом мы плавали с ним за золотом в Южную Америку, там прошли инициацию в племени, вырезанном впоследствии конквистадорами, мы занимались любовью в огненном кругу на шкурах леопардов, а все племя смотрело на нас, включая женщин и детей, такие у них обычаи. После чего мы дали клятву на крови. И с тех пор неразлучны.

Я замолчал и подняв голову заметил, что в дверях стоит Айрон и на лице его выражение неподдельного ужаса. Мне стало весело, и я предложил ему присоединиться к нашей беседе. Хайнц оглянулся и коротко поздоровался. Айрон сообщил, что Даншен приехал по срочному делу. Я вопросительно посмотрел на полицейского. Он отрицательно покачал головой.