Олеся Жаркова - Секретарша для мистера Колдера

— Да, сэр, Нина Михайловна сказала мне. И было бы намного легче работать, зная, что вы любите, а что — нет.

— Хорошо. Я не люблю красный цвет, он меня раздражает, даже если это лак для ногтей или шейный платок. Не люблю некрепкий кофе, пыль на мебели, беспорядок на рабочем столе. И, наконец, я не люблю женщин, которые воображают, будто влюблены в меня. — Он испытующе посмотрел на Аню.

— Замечательно, сэр. Красный цвет мне не идет, а за кофе, пылью и порядком на вашем столе я прослежу. Насчет последнего условия, сэр, вы попали в самую точку. Я тоже не люблю мужчин, которые воображают, будто влюблены в меня. Я могу идти, сэр? — Аня с удовольствием увидела, как удивленно расширились его глаза. Ничего, небольшая порция перца не помешает, пусть не думает, что он настолько неотразим. К тому же это неплохая месть за утренний скандал с лилиями.

— Вот и отлично. — Он откинулся в кресле и улыбнулся. — Раз уж мы все выяснили, приступим к работе. Что сегодня пришло по почте?

Аня стала зачитывать письма, а затем стенографировать ответы Колдера.

— Последним было письмо от Мэгги, — добавила Аня, ожидая, что он, как и в прошлый раз, прикажет отправить его в корзину, но шеф заинтересованно поднял бровь.

— И что же написала моя милая Мэгги? — спросил он с явным любопытством.

Чувствуя, что краснеет, Аня начала читать текст на языке оригинала.

— Стоп, — прервал ее Лоуренс. — Вы что же, не перевели его?

— Перевела, сэр.

— Тогда читайте по-русски.

— Но оно очень личное…

— Читайте! — приказал Колдер и добавил ехидно: — Вы же мой ЛИЧНЫЙ секретарь!

Аня прочитала письмо по-русски. Шеф немного подумал и сказал:

— Пишите ответ. Готовы?

Аня кивнула, положила блокнот на колено и приготовилась писать, медленно закипая от негодования. Быть секретарем в его постельных делах? Нет уж, увольте! Быстро записав текст, она с такой силой поставила точку, что порвала бумагу.

— Переведите его и отправьте. Вопросы есть?

— Есть, сэр. — Аня подняла на него глаза, твердо решив расставить все точки над «i».

— Говорите.

— Может, вам лучше распорядиться, чтобы подобные письма посылали на другой ящик или делали на них пометку «лично»? Тогда вам не пришлось бы посвящать меня в свои дела.

— Что, мисс, пробирает? — снисходительно улыбаясь, спросил Колдер.

— Нисколько, сэр. — Она выпрямила спину и выше подняла подбородок. — Не знаю, какие обычаи в Европе, но здесь, в России, не принято показывать белье посторонним.

— Не понимаю. Что вы хотите сказать? Что отказываетесь заниматься моей личной корреспонденцией?

— Нет, сэр, не отказываюсь, но мне бы этого не хотелось.

— Хватит, Анна. Я сам отправлю письмо, на сегодня вы свободны. — Спокойно произнес он. Однако в выражении его лица трудно было обмануться: он был крайне недоволен. — И еще…

Аня остановилась и снова повернулась к шефу.

— Заберите корзину с цветами домой или выбросите ее. Я вижу, лилии вам нравятся. Не хочу, чтобы они здесь стояли. За ночь ими пропахнет вся выставка.

— Хорошо, сэр.

— У вас сегодня день рождения? — Лоуренс стоял возле своего стола, небрежно засунув руки в карманы брюк.

— Нет, сэр.

— Тогда в честь чего вам подарили цветы этим утром? — поинтересовался он.

— В знак десятилетия нашей дружбы с одним человеком.

— Полагаю, с мужчиной?

— Да.

— Десять лет дружбы с мужчиной? Невероятно! И вы до сих пор не замужем за ним? — неподдельное удивление читалось на его лице.

— Он просто мой друг. Мистер Колдер, если у вас нет больше вопросов ко мне, я пойду.

Аня покинула кабинет ошеломленного начальника и отправилась домой.

Лоуренс подошел к окну и, глядя на серебристые ели, растущие внизу, тихо выругался:

— Черт, что за девчонку я взял себе в помощники?

Определенно Анна Ларионова ему нравилась. Она была крепким орешком. Интересно, а какая она с тем мужчиной, которого любит по-настоящему? Лоуренсу вдруг безумно захотелось познать другую Аню.

…Шелковистые белокурые локоны касаются его живота, заставляя брюшные мышцы напрягаться и сладко вздрагивать. Таинственный, нежный аромат ее тела витает над головой Лоуренса, губы щекочет кожа цвета сливок. Лоуренс будто услышал эхо тихих стонов наслаждения…

Мужчина очнулся от сладких грез и вновь устремил взгляд на пустующее кресло своей секретарши. Анна Ларионова. Аня. Она талантливая, творческая личность, компетентный секретарь… и, проклятье, безумно хороша собой. Она не похожа ни на одну из тех женщин, с которыми ему доводилось встречаться.

На ум пришла Мэгги, ухаживать за которой ему пришлось ровно четыре часа какого-то официального приема. После чего красотка Мэгги согласилась провести ночь в его постели. Лоуренс нисколько не сомневался в своей победе и над Аней, хотя с ней ему пришлось бы повозиться подольше.

Последние девять дней пролетели в бешеном темпе. Выставка подходила к концу, требовалось собрать воедино весь материал, поступивший за время ее работы; проанализировать перспективность договоров, заключенных в эти дни.

Девушка валилась с ног от усталости, работая с восьми утра и до одиннадцати вечера. Правда, нужно отдать ему должное, Лоуренс Колдер ежедневно довозил ее до дома. Она уже привыкла, что вечером этот человек из строгого и требовательного начальника превращается в доброго и простого.

Останавливая машину возле ее подъезда, он не торопился отпускать Аню домой. Они сидели в его BMW и разговаривали. Девушке нравились их беседы. Она восхищалась умением шефа ненавязчиво вызвать ее на откровенность. Однажды Колдер спросил и о Сергее. У Ани мелькнула мысль, что на столь интимные темы с посторонними беседовать не принято. Но можно ли назвать его посторонним? И отчего ей все время кажется, что он читает ее мысли? Вероятно, все дело во взгляде — внимательном, пронзительном. И тогда Лоуренс, словно в подтверждение ее догадок, неожиданно сказал:

— Он предал тебя. Я не ошибся?

Анна обреченно кивнула.

— Наверное, он не любил тебя так сильно, как ты его. Мы всегда тоскуем, когда расстаемся с любимым человеком. Это вполне естественно, Аня. Но мы все равно продолжаем жить, начинаем снова радоваться, смеяться. А порой и влюбляться. — Шеф замолчал, а потом, развернувшись вполоборота, внимательно посмотрел Анне в глаза и, неожиданно для себя самого, сказал:

— Я хочу, чтобы вы поняли: вы достойны быть только первой. Не стоит разменивать себя на монетки по десять центов, пусть даже их будет в тысячу раз больше, чем банкнота в сто долларов.

Колдер был прав, и она понимала это. Его слова лишний раз доказали правоту ее собственных убеждений. Но как же трудно заставить поверить в это собственное сердце! Аня не смогла уснуть в эту ночь, терзаясь горькими воспоминаниями, а наутро встала с головной болью и в мрачном настроении.