Эйлин Гудж - Снова с тобой

Именно поэтому Дорис всегда была особенно строга с Мэри, решив вовремя наставить на путь истинный непослушную старшую дочь. Но она потерпела фиаско. Не только в роли матери, но и в глазах Господа.

Да, она поступила по-христиански, много лет назад приняв в дом Мэри и ее ребенка. Но при этом она ревниво опекала внучку. Незаметно побуждала Ноэль быть откровенной с ней. В то время Дорис не понимала, что творит, но болезнь и сознание того, что ее земные дни сочтены, заставили ее понять собственную ошибку.

Хуже всего было сознавать, что, даже будь у нее шанс все исправить, она не сумела бы воспользоваться им. Приходилось мириться с тем фактом, что она допустила непростительную оплошность. Но благодаря этому у Ноэль и Мэри появилась крыша над головой и еда. Муж Дорис – упокой, Господи, его душу – был добрым, но бесхребетным человеком. Ей постоянно приходилось подталкивать его, побуждать к действиям. Подстрекать и упрекать, чтобы он не упустил случай, и в конце концов его босс, мистер Эванс, назначил его старшим менеджером. А кто заставил его оформить страховой полис, чтобы в случае его смерти вся семья не осталась нищей?

Но каким бы ни был нанесенный ущерб, она должна попытаться исправить хоть что-то. Нельзя допустить, чтобы Мэри Кэтрин и впредь считала, будто в жизни собственной дочери она играет самую незначительную роль. Она нужна Ноэль, и теперь – особенно. Пришло время все прояснить.

Услышав за дверью шаги, Дорис поднялась, поморщившись от резкой боли в боку. Ее взгляд упал на картину над диваном – Христос на кресте, с обращенным к небу лицом и выражением восхищения и муки на нем. Но Дорис уже выяснила, что в смерти нет никакой доблести. В сущности, это ничем не примечательное явление. Разве что умирать немного… неловко. В желудке урчит в самое неподходящее время, за ночь под одеялом скапливается неприятный запах. Мерзнешь чаще, раздражаешься быстрее. Одну половину дня проводишь в уборной, вторую – в постели. Да еще приходится зависеть от людей, которых прежде всеми силами старался избегать.

– Ну, не томите меня! – воскликнула Дорис, едва Мэри и Ноэль вошли в комнату. – Что она сказала? Судя по вашим лицам, нечто не слишком обнадеживающее.

Лицо Ноэль было белым как бумага, под пышной копной непослушных черных волос, попортивших Дорис немало крови.

– Пожалуй, встреча прошла удачно. – Ноэль вздохнула и уставилась в окно, словно ждала, что Эмма с минуты на минуту появится у крыльца. – Завтра мы будем знать больше.

Дорис пренебрежительно фыркнула.

– Чтоб он провалился, этот твой муж! Я готова сама поехать к нему и задать ему…

– Мама! – Мэри предостерегающе взглянула на нее. – Пожалуйста, замолчи.

Дорис удивленно закрыла рот. Как она посмела?! Было время, когда за подобный тон ее дочь ждало не просто несколько шлепков. Но Мэри уже не дитя, а ей, Дорис, надо поберечь силы для другой, настоящей битвы.

Подавив раздражение, она сообщила:

– В холодильнике есть салат из тунца. Хотите, я приготовлю сандвичи? С кисло-сладкими пикулями – банка сохранилась еще с прошлого лета.

Ноэль устало покачала головой.

– Спасибо, бабушка, но я все равно не смогу проглотить ни крошки. Если можно, я прилягу наверху.

– Я тоже не голодна. – Мэри взглянула на часики – тонкие, золотые, очень дорогие на вид. – Мне пора возвращаться. Не хватало еще попасть в пробку. – И она обняла Ноэль жестом материнской заботы и сочувствия. – Звони сразу, как только что-нибудь узнаешь. А если я тебе понадоблюсь, я сейчас же примчусь.

В душе Дорис закипало раздражение. Она не сомневалась, что Мэри разыграла эту сцену умышленно. А когда ее внучка ответила: «Спасибо, мама. Обязательно позвоню», – Дорис была готова задушить обеих.

«Господи, детка, чтобы просить о чем-нибудь, надо сначала понять, чего ты хочешь!»

Дорис проводила Мэри до крыльца.

– С твоей стороны было очень мило навестить нас, – язвительно процедила она.

– Завтра утром у меня важная встреча. С перспективным клиентом. Я должна… – На полпути вниз по ступеням Мэри остановилась и обернулась: – Скажи, почему мне вечно приходится извиняться перед тобой? Я уезжаю потому, что пока ничего не могу сделать. А не потому, что хочу поскорее вырваться отсюда. Ради всего святого, мама, скажи, что еще тебе надо?

– Для разнообразия ты могла бы попытаться стать матерью.

Дорис увидела, как изменилась в лице дочь. Ее щеки вспыхнули негодованием. Из двоих дочерей Дорис на Теда была больше похожа Мэри. Она унаследовала его высокий лоб и невинные серо-голубые глаза, каштановые пышные волосы, даже его привычку стоять, вывернув наружу носок одной ноги, словно готовясь к схватке. Но старшую дочь Дорис никто не назвал бы бесхребетной.

На миг Дорис испытала жгучее желание повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда Мэри объявила о своей беременности. Если бы только она сумела отнестись к дочери с пониманием! Если бы не наговорила столько ужасных слов…

– Не хватало еще, чтобы именно ты напоминала мне, что я – мать Ноэль. – В ярком солнечном свете глаза Мэри сверкали, как лед.

Казалось, она собиралась добавить что-то еще, произнести вслух слова, от которых ее мать скривилась бы, будто съела что-то кислое. Дорис почти хотела, чтобы эти слова наконец прозвучали: только тогда с затруднением было бы покончено.

– А по-моему, лишнее напоминание тебе не помешает, – отозвалась Дорис.

Мэри с вызовом вскинула подбородок.

– Значит, вот что тебе особенно нравится? Видеть меня в безвыходном положении?

– Речь не о тебе, Мэри Кэтрин. О Ноэль.

– Ты до сих пор наказываешь меня? Только и всего?

Дорис вздохнула. Она знала, что когда-нибудь этот момент наступит. Но, Господи, почему ей так тяжело? Боль, вспыхнувшая в боку, теперь пронизывала все тело. А живущая напротив Бетти Кинан чуть не вывалилась из окна второго этажа, чтобы увидеть, что происходит. Дорис ощутила прилив раздражения, но тут же вспомнила, что именно Бетти поливала ее газон и забирала почту все две недели, пока сама она лежала в больнице.

– Это ты не умеешь прощать, – парировала Дорис. – Да, я понимаю: в том, что ты почти вычеркнута из жизни собственной дочери, гораздо проще обвинить только меня. Но этим делу не поможешь. – Ее голос задрожал. – Возвращайся домой, Мэри Кэтрин. Ноэль нужна ты, ее мать, а не больная старуха, еще одна обуза.

Но Мэри не собиралась сдаваться.

– По-моему, ты забыла, что у меня есть собственная жизнь, не говоря уже о работе.

– Тебе незачем отчитываться передо мной. Объясни это Ноэль.

– Ты всегда точно знаешь, что лучше, не так ли?

От ненависти в глазах дочери Дорис пошатнулась. Так вот какие чувства в действительности испытывает Мэри, вот что прячет под притворной вежливостью, старательно выбирая подарки ко дню рождения и Дню матери! Вот ее удел… Дорис устало произнесла: