Эйлин Гудж - Снова с тобой

На миг Ноэль показалось, что целятся в нее. У нее подогнулись колени, она чуть не упала. Она почти мечтала, чтобы все поскорее кончилось, чтобы небеса избавили ее от мук.

Затем один за другим прогремели еще два выстрела, и Ноэль поняла, что стреляют не в нее, а в ее преследователя. В душе пробудилось почти забытое чувство надежды.

Рев за ее спиной как будто стал утихать.

Оглянувшись, она с изумлением увидела, что экскаватор свернул в сторону, к открытой площадке, где колышками и красной лентой были размечены фундаменты будущих зданий. В этом было что-то странное. Почему он бросил преследовать ее, сбился с курса, как лодка в бурном море?

Он направлялся прямо к огромному самосвалу.

Невольно Ноэль выкрикнула:

– Осторожнее!

Почти впав в транс под влиянием безграничного ужаса, она увидела, как экскаватор с оглушительным грохотом врезался в борт самосвала. С таким же шумом старый вяз обрушился на крышу гаража прошлой зимой в сильную метель. На долю секунды два механизма сцепились в зловещем объятии, точно воины-любовники, содрогаясь и издавая гулкий скрежет. Затем самосвал опрокинулся набок, а экскаватор все продолжал таранить его, биться о вмятину в днище.

В воздухе расплылась вонь дизельного топлива. Прогремел взрыв, и обе машины охватил взметнувшийся высоко в небо столб оранжево-красного пламени.

Ноэль вскрикнула, глядя, как оно клубится на фоне ночного неба, освещая все вокруг: изогнутую шею соседнего крана, штабель труб возле траншеи. Тени плясали по земле, как люди у праздничного костра.

– Ноэль! – раздался крик посреди этого безумия.

На долю секунды ей пришло в голову, что это ее муж воскрес из пламени, чтобы довести до конца задуманное преступление. Но потом она поняла, что к ней мчится другой человек, ростом пониже Роберта, хотя такой же крепкий. Ее сердце дрогнуло, когда пламя на миг осветило его лицо. Хэнк…

Одним взглядом она охватила всю картину: рычащую на холостом ходу машину Хэнка, ружье в его руках, пламя, выбрасывающее в небо снопы искр, а потом все заслонило облегчение, такое безграничное, что у Ноэль от признательности подкосились ноги.

– Хэнк… – еле выговорила она.

Почти грубо он схватил ее в объятия, и она ощутила смешанный запах мыла и пота. С низким, сдавленным криком он уткнулся лицом в ее плечо, не переставая ощупывать ее обеими руками и убеждаться, что она жива. Его ладони прошлись по ее рукам и груди, поднялись выше, обхватили голову.

– У тебя кровь… о Господи… – Она расплакалась, а он прижал ее к себе, бормоча: – Тише, тише… это только царапина. Не беспокойся, она скоро заживет.

– Твоя ру… рубашка… – всхлипывала она, прильнув к его груди. – Ее уже не починишь…

– Ну и прекрасно, – успокаивающе отозвался Хэнк, в голосе которого появились знакомые добродушные нотки. – Куплю новую. А ты поможешь выбрать.

Почему-то от этих слов Ноэль залилась слезами.

– Я больше не могу сделать ни шага, – призналась она сквозь всхлипы.

Он ласково провел ладонью по ее щеке.

– Знаю.

– Он умер, правда?

– Боюсь, да.

– Тогда хорошо. – Она кивнула, хмурясь с преувеличенной сосредоточенностью несообразительной ученицы, пытающейся разобраться, что к чему. Посмотрев поверх плеча Хэнка, она увидела крепко обнявшихся родителей, и по какой-то невообразимой причине ей сразу стало спокойнее.

– С тобой все будет в порядке, – снова заверил ее Хэнк. – Больше тебе незачем бежать.

А потом и он разрыдался.

Они стояли, слегка покачиваясь, как на огромной незримой ладони, старающейся утешить их.

О случившемся в Бернс-Лейк говорили остаток августа и почти весь сентябрь. В заведении Мерфи за белыми кружками кофе увлеченно беседовали старики. Домашние хозяйки, делая завивку в салоне красоты Люсиль, громко переговаривались, перекрывая гудение фенов. Родители маленьких детей заводили подобные разговоры только поздно вечером, уже уложив потомство спать, но на всякий случай понижали голоса. В магазинах на Мэйн-стрит было многолюднее, чем обычно в такое время года. В начальной школе после отборочных соревнований футбольных команд давний жених Триш Куинн, Гэри Шмидт, долго шептался об этом шумном происшествии с Амандой Райт, своей нынешней пассией и матерью одного из игроков команды.

В последний раз город был так же взбудоражен в июне 1985 года, когда начальница почтового отделения Элис Бернс сбежала с заезжим продавцом алюминиевого облицовочного покрытия и позднее была найдена задушенной в канаве на окраине Покипси. Но на этот раз скандал получился иным: людям было неловко сознавать, что их так легко одурачили. Многие воспринимали случившееся как своего рода предательство. Другие просто молча терзались угрызениями совести.

Никто не решался не только обсуждать, но даже упоминать тревожную истину, а она заключалась в том, что весь город пригрел на груди хладнокровного убийцу. Так сказать, взрастил его. Многие помнили светловолосого мальчишку, который восседал на плечах Коула Ван Дорена, открывающего в День независимости парад на Мэйн-стрит. Почти все слушатели прослезились, когда тот же паренек, уже подросший, произносил прощальную речь на празднике в честь окончания школы. Этого мужчину многие, хотя и не все, считали наглядным примером того, чего способен добиться порядочный человек. Если о Роберте Ван Дорене и ходили слухи, то считалось, что их распускают ревнивые мужья и приятели женщин, с которыми он переспал, или недовольные работники, уволенные им. В конце концов в мире нет совершенства. Может ли устоять привлекательный мужчина, умеющий ценить женскую красоту, когда вокруг столько соблазнов?

Но невозможно было отмахнуться от вопиющих фактов, которые всплыли на свет после трагедии на месте строительства торгового центра «Крэнберри». Через несколько месяцев, когда шериф округа закончил расследование смерти Роберта Ван Дорена, а также его брата и бывшей подруги, выяснилось, что Коринна Лундквист действительно покончила жизнь самоубийством. Однако причиной смерти Бака Ван Дорена стал сокрушительный удар в затылок, хотя прежде считалось, что он умер в результате аварии, получив многочисленные травмы.

Этим выводам предшествовал ряд арестов. Помимо прочих, под стражу взяли парня по имени Грэди Фостер, бывшего слесаря, который некогда работал у Роберта, а потом стал вышибалой в баре «Красная ворона». Этот верзила с серьгой в ухе, с вытравленными перекисью волосами, коротко подстриженными на макушке и собранными сзади в сальный хвост, сознался, что именно он разбил стекла в редакции «Реджистера» и совершил акты вандализма на складе и в Первой баптистской церкви. Когда же речь зашла об осквернении могилы Бака, Фостер заявил, что в этом деле он был только подручным. Якобы он докопался до гроба, и мистер Ван Дорен отослал его домой. Должно быть, бывший босс не доверял ему – впрочем, он уже не мог ни подтвердить, ни опровергнуть показания Грэди. Грэди приговорили к восемнадцати месяцам заключения в тюрьме округа Шохари; более сурового наказания в таких случаях закон не предусматривал.