Элейн Ричардс - Магнат

Пинки легко спрыгнул с седла. Похлопав лошадь по крупу, он приблизился к Гейбу, направив револьвер ему в грудь. Гейб знал, что Пинки с пятидесяти шагов мог отстрелить ногу у таракана, он видел это собственными глазами.

— Если вы застрелите журналиста, это получит широкую огласку, — сказал Гейб.

Пинки слегка сдвинул назад шляпу; он стоял в двенадцати шагах от Гейба. Гейб мог разглядеть курчавые волосы на груди Пинки под распахнутой рубашкой, на которой оторвалась пуговица. Он замечал малейшие детали: джинсы Пинки на коленях были протерты, ботинки с криво стесанными каблуками поизносились, маленький гнойный прыщик выскочил у него на шее с правой стороны. Каждая деталь тела и одежды Пинки отпечатывалась в сознании Гейба с поразительной отчетливостью.

— Я придумал для вас такую смерть, что нас никто не сможет заподозрить, — заявил Пинки. — Я не буду стрелять в вас. Когда полиция найдет здесь ваше тело, причины смерти будут очевидны. Если они все же захотят задать нам несколько вопросов, моему изумлению не будет границ, когда я узнаю от них, что вы были репортером, и я пошлю их ко всем чертям, потому что нас никак нельзя будет обвинить в вашей смерти, хотя вы и украли у нас грузовик. — Он весело хмыкнул. — Конечно, они поймут, что мы чертовски опасны, но ничего с этим поделать не смогут, потому что не знают наших намерений. К сожалению, нам придется закрыть эту базу и перебраться куда-нибудь в другое место. И этим мы обязаны вам, Гейб. Вы нам здорово подгадили. Пора с вами рассчитаться, заплатив сполна.

— Если я останусь жив, это для меня будет лучшей платой, — сказал Гейб.

В душе он все еще не мог поверить, что этот человек убьет его.

— Держу пари, что так оно и есть, — захохотал Пинки. — Но все должны зарубить у себя на носу, что с нами шутки плохи. Мы настроены решительно и не побоимся ликвидировать каждого, кто попытается навредить нам или сунуть нос в наши дела.

Холодное, пугающее «ликвидировать», казалось, сорвалось как дикая нелепость с губ этого полуграмотного техасца. Сюрреализм ситуации подтолкнул Гейба к активным действиям. Он бросился на Пинки слева, пытаясь уйти от выстрела и сбить его с ног, чтобы на земле схватиться с ним врукопашную и поработать кулаками.

Но ничего из этого не вышло. Гейб слишком поздно понял, что он должен был лучше соразмерить свои движения. Пинки отступил в сторону и ударил Гейба коленом в пах. Гейб будто переломился пополам, и, прежде чем он опрокинулся на спину, Пинки нанес ему еще три удара. Перед глазами Гейба мелькнули ветки кустов, силуэт лошади, затем в подступившей темноте в сознании предстал ярко, как цветная картинка на черном пластике, образ Сэнди. Потом он уже ничего не видел.

Пинки сунул револьвер в кобуру и растер суставы пальцев, затем решительно и быстро принялся за работу. Присев рядом с Гейбом, он пощупал его пульс и проверил дыхание. Потом обыскал его, вывернув все карманы, и забрал бумаги и документы. Подойдя к лошади, он отвязал холщовый мешок, положил его рядом с Гейбом и достал маленькую клетку-ловушку с защелкой, накинутой на заднюю стенку. Шипение и треск хвоста гремучей змеи, которые ни с чем не спутаешь, послышались из клетки. Лошадь шарахнулась в панике и громко заржала.

Пинки поставил клетку в четырех дюймах от ноги Гейба. Затем он пошарил руками по земле и нашел тяжелый плоский камень. Прикинув на ладони вес камня, Пинки присел рядом с клеткой и быстро открыл дверцу. С шипением выползла змея и, приподняв плоскую голову, трижды укусила Гейба в икру. Пинки вскочил на ноги и с силой обрушил камень на тело змеи. Удар был точным: камень пригвоздил змею к земле, размозжив ей голову. А Пинки поднял мешок и клетку и вернулся к лошади.

Уже сидя в седле, он внимательно осмотрел всю сцену. Сопоставив, как расположены по отношению друг к другу тела раздавленной змеи и умирающего человека, он решил, что все выглядит вполне правдоподобно, так, будто Гейб успел, прежде чем рухнуть на землю, убить змею. Довольный, Пинки развернул лошадь и направился по тропе обратно в лагерь.

Гейб умер через три часа, не приходя в сознание.

Как большинство людей, обладающих огромной властью, Аарон Хейг с самого утра, только проснувшись, начинал заниматься делами. Даже когда отдыхал, он любил мысленно прокручивать ситуации со своими компаньонами и противниками. Придя, например, на игру «Круторогих», футбольной команды Пэрриша, он, даже как ее совладелец, мог спокойно наблюдать за успехами и неудачами команды на пути к завоеванию титула чемпиона Американской футбольной лиги, и в то же время, как тайный приятель Мухамеда Али Барака, с нетерпением ждать его прибытия.

Манера поведения Аарона в обществе заметно отличалась от буйного нрава его отца. Аарон наблюдал за игрой из застекленной семейной ложи на городском стадионе, перекрытом купольной крышей. Рев толпы почти не проникал в ложу. Аарон мог видеть всплески света на изумрудном игровом поле, но в ложе было ровное искусственное освещение. Правда, его сердце начинало биться сильнее, когда Пэрриш перехватывал голевой пас гостей и на стадионе восемьдесят тысяч техасцев с ревом вскакивали на ноги, но он спокойно полулежал в кожаном кресле, попивая чай со льдом, и лишь легкое подрагивание щеки выдавало его эмоции.

Раздался тихий стук в дверь.

— Войдите, — сказал Аарон, и в ложу вошел Барак в сопровождении телохранителя в форме. На мгновение, пока была открыта дверь, в ложу ворвался рев толпы. Араб с уважением оглядел обитую холстом и задрапированную вельветом ложу.

— Садитесь, Али, — пригласил Аарон. — Отис только что перехватил мяч, и мы близки к тому, чтобы начисто продуть эту игру.

Он приветливо улыбнулся и отхлебнул чая. Барак с комфортом расположился в мягком кресле. Высокий импозантный мужчина, наделенный, судя по всему, огромной физической силой, он двигался с кошачьей грацией. Он был в защитного цвета форме армейского образца и в черном берете, на груди поблескивали ордена. Его сухие мускулистые руки сжимали подлокотники кресла, а жесткие черные глаза не мигая всматривались в собеседника из-под нависших бровей. В комнату проскользнул слуга в белой куртке и спросил у Али, что бы он выпил.

Пока Аарон внимательно наблюдал, как резко посланный пасующим игроком мяч лишь скользнул по кончикам пальцев нападающего Пэрриша, Барак заказал виски с содовой. Слуга смешал коктейль, поставил его на столик и бесшумно покинул комнату.

— Черт подери! — воскликнул Аарон, когда нападающий Пэрриша достиг пятидесятиярдовой линии, откуда можно было забить мяч с игры. И тут «Круторогие» примерно за минуту до перерыва взяли тайм-аут.

— Аарон, благодарю вас за приглашение на эту игру, — напомнил о себе Барак, — но я пришел поговорить о делах.