Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду

Через неделю Ракитин привез Анне эскизы, и она ахнула!

– Это может получиться из нашей машинешки?! – спросила, с восторгом рассматривая рисунки. «Горбатого» на них было не узнать. Современный автомобиль неизвестной марки, да еще и с аэрографией по бортам.

– Получится! – без сомнения ответил Сергей.

Еще через неделю он забрал машину в свою автомастерскую, и сколько Анна ни просила его показать ей промежуточный вариант, он не соглашался. А через восемь месяцев во двор к Анне въехало, сверкая, как новогодняя елка, оранжевое чудо.

То, что сделал с автомобилем Ракитин, только чудом и можно назвать. От «запорожца» там остались лишь крыша со стойками. Про железные внутренности Анна слушала рассеянно, зато Тимофеич выспрашивал у Сергея все технические подробности. А вот комфорт такого автомобильчика женщина могла оценить по достоинству. Во-первых, он стал двухместным, а потому более просторным, чем был. Удобные высокие сиденья от иномарки-японки, спортивный руль от нее же, мягкая обивка, красивая панель приборов, освещение салона. Да, еще кондиционер и люк на крыше! И двери не клацали больше при закрывании, а аккуратно, как у импортного холодильника, без звука вставали на место.

– С места до сотни разгоняется за десять секунд, ну и сто девяносто пойдет по трассе легко. Как хорошая иномарка! – нахваливал малыша Ракитин. – Но душа у него осталась запорожская: горбатая, простая и бесхитростная!

– Сергей! Это вы все сами?! – У Анны слов не было выразить свой восторг. – И как я теперь буду с вами расплачиваться?

Это она, конечно, кокетничала. Пока Ракитин занимался ее «горбатым запором», между ними возникли отношения сердечные и совсем не детские. Отец Анны, когда узнал об этом, обрадовался так, что на радостях принял на грудь лишку и долго объяснял своей супруге, как так получилось, что он нарушил свое обещание больше «ни-ни».

– Осталось сделать аэрографию, – сказал Ракитин, вручая Анне ключи от «апельсина». – Я уже и с мастером договорился – лучшим в Питере.

Анне идея понравилась. Только с поправкой на собственную экстравагантность она решила не просто заказать аэрографию на автомобиль, а сделать все самостоятельно. А что?! Художественная школа за плечами как-никак. Осталось взять уроки у хорошего мастера и расписать свой «апельсин».

– Здорово! А ты можешь договориться с ним, чтобы он меня в ученицы взял?

Ракитин не удивился. Он уже хорошо знал Анну. Она просто обожала учиться. Говорит, что с возрастом ей жить становилось все интереснее и интереснее. Для нее жить значило познавать что-то новое. Она постоянно чему-то училась: вышивать крестиком, расписывать бутылки, лепить из глины, клеить из папье-маше, шить игрушки, вязать из меха и плести лапти. Теперь вот аэрография. И непременно машинку свою расписать самостоятельно. И учиться непременно у лучшего в этом деле мастера.

Лучшим оказался художник с необычной фамилией Шабовта и именем Артем. Анна прошерстила Интернет и нашла немало интересного о нем. А работы какие! Настоящие полотна написаны на бортах джипов и прочих серьезных машинок. От зверюшек и бабочек до бронепоезда и батальных сцен времен финской войны.

«Ну, такого совершенства я, конечно, не достигну, – подумала она. – А вот что-то не очень сложное – запросто!»

Анна позвонила Артему, грамотно представилась, сославшись на знакомство с Ракитиным. Попросила встречи и в ближайшие выходные уже показывала Артему свою «колымагу».

– Совсем даже не колымага! – похвалил «горбатого» Шабовта. – И поработали над ним так, что он сегодня больших денег стоит. Не продаете?

– Нет! – рассмеялась Анна. – А колымага – это я любовно, конечно, мальчика зову!

– Какой пробег? – поинтересовался Артем.

– Ну, пробег, как вы сами понимаете, в данном случае никакой роли не играет. Машинка практически новая. Ну, если совсем конкретно, то… – Анна заглянула в салон, – тридцать одна тысяча кэмэ. Как от Питера до Антарктиды и обратно.

– До Антарктиды? Интересно. – Шабовта внимательно посмотрел на Анну. – А Антарктида, простите, при чем?

– А, не обращайте внимания. Так, детская мечта…

– И все-таки какой год у машинки? – снова задал вопрос художник.

– Папа купил ее в мой день рождения, стало быть… Ну, словом, машинке, как мне, много!

Артем едва заметно усмехнулся. И Анна едва заметно покраснела: тьфу, глупая женщина, прокололась!

– И теперь вы хотите сделать машинку единственной и неповторимой? – спросил Артем, сделав вид, что не заметил прокола.

– Правильно! Именно это я и хочу! Но! – Анна сделала паузу, интригуя собеседника. У нее это очень театрально получалось. – Но! Я хочу это сделать сама!

– Прекрасно.

– Артем! Мне нужна ваша помощь. – Анна снова выждала, а потом выдала: – Я хочу, чтобы вы меня научили.

Артем не стал ей читать лекцию про то, что это сложно и затратно. Спросил только, умеет ли Анна хоть немного рисовать.

– Немного как раз и умею – в художественной школе училась. А у вас есть ученики?

– Бывают.

– Ну вот! Возьмите меня в ученицы!

Художник внимательно посмотрел на просительницу. Тетка, возраст на глазок не определить, хотя понятно, что не двадцать и не тридцать. Судя по всему, все у нее в жизни нормально. Машина вот, раритет почти, ретро. С Ракитиным знакома. А хочет возиться с красками и растворителями. Чудная!

Вообще-то он если и брал учеников, то с оговоркой: во-первых, образование должно быть художественное серьезное, во-вторых, во время учебы школяр должен был ему помогать в его работе. Шли к нему в основном парни молодые. А тут – тетенька. Но за нее сам Ракитин просил. Ему даже интересно стало.

– Хорошо. Покупайте аэрограф, и начнем учиться.

Хозяйка рыжего «апельсина» радостно воскликнула:

– Йес!

И крутанулась на каблуках.

В юности Аня Егорова работала библиотекарем в арктическом училище, где готовили моряков. Не военных офицеров для флота, а специалистов для работы на мирных судах, но курсантики арктического тоже носили красивую морскую форму, до седьмого пота и обморока подтягивались и отжимались в спортзале, жили в казарме и строем топтали плац у старинного дворца в пригородной Стрельне.

Бывшие царские покои достались училищу в пятидесятых годах. Большой Стрельнинский дворец в ту пору был хоть и не разрушен, но весьма мрачен. Старшекурсники, да и некоторые веселые преподаватели рассказывали про него разные байки. Согласно одной из них, где-то в парке был замаскирован подземный ход, пройдя по которому можно было оказаться прямо в Петергофе, в подвалах под фонтанами.

Другая байка о тайных винных погребах заставляла курсантов, дрожа от ужаса, спускаться с темные сырые подземелья дворцаи шарить там по ящикам и уголкам в поисках царских напитков, шарахаясь от собственных теней, которые корчились на стенах от пляшущего язычка пламени свечи.