Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду

Мы быстро добрались до условного места. Мужик высадил нас у какого-то дома, видел, как мы вошли в подъезд. Это был маленький спектакль. Я знал, что мужика этого найдут очень быстро, поэтому адрес был липовый. Через минуту мужик умчался, а мы вышли из подъезда, зашли за дом и сели в нашу машину, которая была предусмотрительно спрятана мной во дворе. Еще через минуту мы летели по проспекту туда, где надеялись спрятаться…

Потом я узнал продолжение этой истории. Спасибо ментам – они рассказали, как все было.

Охранник, лишившийся автомата, ворвался в палату с воплями:

– Мать вашу! Что здесь было?! Они уехали на машине!!!

– Тсс! – испуганно шикнули на него двое, кивнув на тумбочку, на которой стояло «взрывное устройство». Ощетинившееся тонкой антенной, оно зловеще отсчитывало секунды. Они выдержали некоторое время, сидя с белыми лицами вокруг страшной самоделки. А потом им стало еще страшнее: надо было докладывать начальству о происшествии.

Через двадцать минут здание больницы было оцеплено, началась эвакуация больных. Ты представь на одну минуту: здание областной больницы, девять этажей, куча разных отделений и больных, в том числе тяжелых больных. И всех надо было эвакуировать! Это было ЧП совсем не районного масштаба, о котором пришлось сообщить в главк. Уже через час из Киева в Харьков спецрейсом вылетело все руководство украинского МВД.

А в больнице тем временем работали саперы. Спустя некоторое время они вынесли вердикт: это не взрывное устройство, а консервная банка, в которой нет ничего, кроме абсолютно безопасных деталей от телевизора и электронных китайских часов.

В это невозможно было поверить! Преступник разоружил милиционеров, забрал два пистолета и автомат, угрожая… игрушкой! Самое смешное, они не знали, кого объявлять в розыск! Из Сергея они не выбили ни слова. Ни фамилий, ни адреса, по которому мы проживали. А тут еще, того гляди, всплывут детали задержания преступников! А они, если ты помнишь, никак не красят доблестных сотрудников правоохранительных органов, которые ездят на бандитские разборки…

Как я потом узнал, за этот косяк из органов было уволено четыре десятка ментов. Впрочем, жалеть кого-то из них вряд ли стоит. Они тогда мало отличались от братвы. Они были страшнее бандитов, потому что за ними была власть.

А ты говоришь «бандиты»…

Я когда-нибудь расскажу тебе мою историю до конца, и ты поймешь, что делить людей на черных и белых нельзя. И самое главное, порой бандиты честнее небандитов…»

Письмо было написано мелким убористым почерком, строчечка к строчечке, почти без просвета между ними. И ровно так, будто по линейке. У Ольги так никогда не получалось. Если она писала что-то на нелинованной бумаге, то у нее ровными получались лишь три первые строчки, а потом они начинали ползти вверх, и в итоге к концу листа бумаги, справа, получался пустой белый угол. И почерк к концу листа ломался. Начинала писать ровно, буквы, как из прописей, красивые, кругленькие, правильные. А в конце – не буквы, а крючки, страшненькие, корявые.

А у этого Ильи что вначале, что в конце – будто и не человек писал, а машина. И вот таким почерком, который называют бисерным, он исписал несколько листов. Ольга отложила их в сторону, задумалась.

С одной стороны, вроде все верно он пишет: время такое было, особенное. Менты, бандиты – все они из одного теста были. Да и сажали в девяностых почем зря – это тоже ни для кого не секрет. Много чего читала про те времена.

Хотя послушаешь их, так все «ни за что» сидели. А в это как-то не верится. Ну, да бог с ними. Ну, рассказал ей этот неизвестный Илья свою историю, прочитала, как маленький детектив, да и ладно. Даже непонятно, отвечать на письмо или нет. Вроде так написано, что ответа-то и не требуется. Ну, пытается он ей доказать, что не бандит никакой. Вернее, время такое было, что всех, кто оступился, бандитами называли. Она выслушала. Даже поверить готова. Все бывает в жизни. Но это все как-то мимо нее прошло. У нее своя история, и если она возьмется писать ее своим почерком, который не держится на белом листе бумаги ровным и разборчивым до конца, то ей придется извести не меньше пачки канцелярской бумаги.

«…A ты говоришь – «бандиты»… Я понимаю, девочка, ты веришь в то, что все милиционеры хорошие, такие как участковый Аниськин, например. Любимый фильм моего детства, между прочим! Были и такие. Но не в девяностых… Не встречал я таких в те годы. Они ведь все тогда тоже понимали, что время благоприятное, данное для обогащения, это не навсегда. Вот и трудились в поте лица. Спроси, чем они от бандитов отличались? Увы, не моральным обликом и альтруизмом. У них в руках власть была. Мы могли стрелять друг в друга, но они за это ответственность не несли, а мы – да. А на деле-то и они, и мы были понимаешь кем…

Я не говорю, что я белый и пушистый. То, что делали мы, было за гранью дозволенного, и за это по закону полагалось наказание. То, что делали они, тоже было за той самой гранью дозволенного, только с другой стороны. Но они за это никакой ответственности не несли.

Знаешь ли ты, девочка, что такое «испанский сапог»? Наверняка знаешь из школьного учебника истории. Средневековая пытка, которую применяли к упрямым молчунам преступникам еще в XV веке. Надевали на ногу ему железный сапог и начинали закручивать болты с двух сторон. Редкий не развязывал при этом язык.

Инквизиторы современности не придумывали антураж для этой пытки.

Название прежнее – «испанский сапог», а на деле – простые слесарные тиски. Дешево и сердито. Зажимается голень ноги в тиски, как раз в том месте, где у человека «горячая косточка» находится, закручиваются тиски до упора, и дальше только затягивай рукоятку, пока у бедолаги глаза из орбит не вылезут и не заговорит он о том, чего от него ждут.

Ну, это так, вводная часть. Я обещал рассказать, чем закончилась наша харьковская история. Выполняю обещанное…

…Нас никто нигде не ждал в этом городе. Квартиру, которую мы снимали, пришлось сразу же бросить, как только все это случилось. Забрал я оттуда только деньги и личные вещи.

Был у нас один вариант…

Как-то я познакомился в ресторане с девушкой. Миловидная голубоглазая блондинка была симпатична мне. Мы пообщались с ней, поговорили о том, кто чем в жизни занимается. Я сказал, что мое занятие – коммерция. Она оказалась медицинским работником, трудилась в больнице Харьковского тракторного завода операционной сестрой. Мы с ней даже выпили за дружбу грамм по пятьдесят хорошего коньячку. Звали мою новую знакомую Викторией. Вот за победу и выпили!

Засиделись тогда до глубокого вечера. Потом я вызвался девушку проводить. Оставил свою машину на площадке у ресторана и вызвонил приятеля на колесах. Того самого Васю, который после со мной и Серегой ездил на ту злополучную разборку с ментами.