Татьяна Веденская - Гений, или История любви

— Я о том, как ты разложила мое барахло в своей квартире — бритва в стаканчике, футболки в шкафчике. Как будто мы живем вместе. Думаешь, если мои вещи здесь, и я тоже всегда буду сюда возвращаться?

— А почему нет? — улыбнулась она, хотя в области солнечного сплетения что-то сжалось в комок, и стало трудно дышать.

— Однажды я обязательно уйду. Говорю это, чтобы ты понимала, — сказал Готье и повернулся к ней лицом.

Он был спокоен. Ингрид прикрыла глаза, а Готье неторопливо провел ладонью по ее обнаженному плечу. Он не собирался кому бы то ни было принадлежать. Он не хотел никем владеть, он хотел уходить и приходить, как кот Степан с дачи подруги.

— Ты можешь уходить и приходить, когда тебе вздумается, — сказала Ингрид, усилием воли удерживая остатки сонной расслабленности в теле. — Я так же мало ценю обещания. Я хочу делать музыку и спать с тобой время от времени.

— Что ж… Музыка — это прекрасно. — Он откатился в сторону, вытянул руки наверх, уперся ими в стену и закрыл глаза. Через пару минут он уже спал.

Ингрид перепечатала календарики и переписала пресс-релиз. «Сайонара» — и бес с ней. Чем бы дитя ни тешилось. Потом она нашла дудочника, его Володя посоветовал. Дудочника звали Стасом, и он одинаково неплохо играл как на флейте, так и на жалейке.

Ну а теперь вот Соня, которая взялась не пойми откуда и практически завелась сама собой, как заводятся тараканы. Соня Ингрид не нравилась, но что с ней теперь делать — она не понимала. Готье продолжал периодически спрашивать, что с Элизой и почему это на наших дорогущих клавишах, способных творить чудеса, до сих пор сидит бездарный Сашка.

Первая реакция Ингрид была другой. После нескольких часов, что они с Соней провели вместе на кухне, Ингрид могла бы сказать, что эта девушка была приятная, хорошо воспитанная, тактичная, прекрасный собеседник (!!!), но ей и в голову не могло прийти, что это тихое создание окажется способна на такое. Юность Сони была столь вопиющей, что даже сама идея рассмотреть ее в качестве настоящего человека казалась противоестественной. Соня была слишком хрупкой, субтильной и выглядела вообще не на шестнадцать, а на четырнадцать. На ее лице не было косметики, она не умела громко и сексуально смеяться. Она еще была слишком маленькой, чтобы войти в их жизнь, в ее, Ингрид, жизнь.

Да уж… Ингрид Соню, что называется, проглядела. Уже к вечеру она в этом раскаивалась.

— А знаешь, из нее может выйти очень даже неплохой клавишник. Откуда она вообще взялась? — беззаботно болтал Готье, не замечая тяжелой тучи, заставляющей Ингрид хмуриться. — Надо же, первый курс Гнесинки! Вообще-то там музыкантов больше портят, чем учат.

— Думаешь? — ответила Ингрид скорее автоматически.

Явление Элизы ей совершенно не понравилось. Нет, она уже поняла, что клавишника придется менять неминуемо. Но не на женщину! Ее более чем устраивало быть и оставаться единственной женщиной в группе «Сайонара». Это хорошо смотрелось на сцене. Это давало Ингрид какую-то фору в отношении Готье. Так ей, по крайней мере, самой казалось. Но постоянно иметь рядом другую женщину, тем более такую юную и такую… странную. Это плохо, плохо…

— Ты ее телефон записала?

— Записала. Но я не уверена, что это хорошая идея. Она же ребенок!

— Жеребенок, — усмехнулся Готье.

— Она не может свободно ездить. У нее эта… бабушка. Боже мой, я уже забыла, что такое бывает. Бабушка, комендантский час. — Смех Ингрид звучал неестественно, напряженно.

— Она странная, да? — спросил Готье, и то, как он это сказал, понравилось Ингрид еще меньше.

— Да! — буркнула Ингрид. Вот ведь зацепило. Свой свояка… — Слушай, мы об этой малявке уже битый час говорим. Лучше скажи, ты поедешь играть в клуб? Там нужно на разогреве как раз четыре песни сыграть.

— Все, что у нас есть? — усмехнулся Готье. — Поеду. Ты рада? А, Иня, я ведь только ради тебя!

— Ты ничего не делаешь ради меня.

— Думаешь? — Глаза у Готье ярко блестели.

— Знаю. — Ингрид потянулась, зевнула и как бы невзначай стянула с себя дорогую дизайнерскую майку. — Ну что, хватит болтать?

— У, какие мы строгие! Слушаюсь, босс.

Готье смотрел на нее, но не спешил сделать шаг навстречу. Он любил на нее смотреть. Вообще любил смотреть и наблюдать. И когда он смотрел вот так на нее, с легкой улыбкой на тонком, немного хищном лице, Ингрид начинала дрожать всем телом — то ли от страха, то ли от возбуждения. Секс с ним был гораздо больше, чем просто секс. Но гораздо меньше, чем любовь, и это она тоже понимала. И та чувственность, с которой он целовал ее тело, проводил легонько пальцами по ее спине — позвонок за позвонком, шептал ей что-то, прижимал к себе, спутывал руками волосы… Каждый раз, находясь в его объятиях, Ингрид чувствовала, что он обожает ее, любит ее тело и заглядывает ей в душу. Она чувствовала, как они становятся единым целым. Но со временем она поняла, что точно таким же он может быть с любой другой девушкой и что дело тут вовсе не в ней, несмотря на всю ее красоту. Дело в нем.

— Можно мы останемся тут навсегда? — спросила она, рассматривая его профиль. Нос длинноват, и профиль у него хуже, чем фас. В профиль он становится еще более хищным. Снимать его лучше спереди, чтобы показать его тонкие черты, красивые зеленые глаза, длинную шею, сильные руки. Но тут, на мятых простынях, ей нравилось смотреть на его профиль.

— Ты имеешь в виду диван? — Готье приподнялся на локте и повернулся к Ингрид: — Да ты первая заскучаешь. Ты терпишь меня, потому что я пою. И что от меня останется, если я буду только лежать тут все время?

— О, давай попробуем! Я куплю тебе попкорн. Мы включим кино, у меня есть диск с «Властелином Колец». Я буду доставать по пять фильмов в день.

— Я растолстею и начну тебя поколачивать.

— Если это будет ролевой игрой — я согласна начинать хоть сейчас, — хихикнула она.

Готье нахмурился.

— Ты обманываешь и себя, и меня. Ты хочешь меня только потому, что не можешь меня сломать, — сказал он.

— Что за глупости! — обиделась она. — Я тебя не хочу ломать, я хочу, чтобы ты стал известным.

— Ты хочешь, чтобы все всегда было по-твоему, — сказал он, встал, натянул джинсы на голое тело и вышел на кухню.

Ингрид тотчас же почувствовала холод. Она подумала, что в этом он совершенно прав. Какой-то обман был между ними, только она не хотела и не могла пока дать ему определение. Ей было страшно.

Володя позвонил Соне только через три недели. Учеба закончилась, осталась еще пара экзаменов, но делать было решительно нечего. Родители предлагали путевку в Краснодарский край, в юношеский лагерь на море. Мама расписывала красоты этого места, старательно обходя вопрос о Новой Зеландии молчанием. Было понятно, что этим летом родители не готовы дочь принимать там, у себя. Почему? Деньги? Возможно. Желание пожить для себя? Тоже возможно. Очень даже возможно, что мама там планирует ездить на машине по окрестностям с приятельницами, ходить на вечеринки, бродить по магазинам и бегать на свидания с мужем, будто бы они снова молодые и у них снова медовый месяц.