Владимирова Екатерина - И телом, и душой

Сдвинув брови и поджав губы, мужчина резко хлопнул выключателем и поспешил вниз. Выскочил из здания и, подняв воротник своего пальто, спасаясь от порывов ледяного ветра, смешанного со снегом, быстрыми шагами направился к стоянке, на ходу застегивая пуговицы.

Добраться бы до машины, там можно будет сойти с ума еще раз. Там никто не увидит его состояния…

— Здравствуй, Максик, — прощебетал женский голосок возле его уха, заставив его остановиться.

Темнота, лишь свет фонарей на стоянке освещает худенькую женскую фигурку, закутанную в шаль.

Лика . Он узнает ее. По запаху, а не только по голосу. У нее отвратительные духи с привкусом цитрусов. Он ненавидит этот аромат с некоторых пор.

Оборачивается к ней с мраморным лицом, сдвинув брови и равнодушно разглядывая девушку.

— Лика? — сухо выговорил он. Не хотелось разговаривать, хотелось послать ее к черту.

— Ты еще помнишь, как меня зовут? — иронично скривила губки девушка. — Меня это радует, — она подошла ближе и остановилась в паре шагов, глядя на него снизу вверх.

Максим поджал губы, чувствуя, как в нем поднимается волна отвращения.

Он промолчал, втянув плечи и сжав кулаки в карманах пальто, и отвел взгляд.

— Я слышала про твою жену, — проговорила Лика, высокомерно вскинув подбородок. — Ушла? Узнала о том, какой ты… любвеобильный?

— Это все, что ты хотела узнать? — мрачно осведомился он сквозь зубы. — Я спешу.

Она подошла к нему еще ближе и, погладив рукой, облаченной в тонкую перчатку, проговорила:

— Может быть, ты подумаешь о том, что мы могли бы сделать, пока твоей жены нет?

Он резко отшатнулся, пронзая ее презрением.

— Нет, не могли бы, — коротко, сквозь зубы.

— Нет?… — то, как она ошарашена, написано у нее на лице.

— У меня нет на тебя времени, — резко выговорил он. — Как и на других таких же, как ты.

— Раньше ты говорил иначе, — с горечью проговорила Лика.

— Раньше многое было иначе, — бросил он, отстраняясь от нее и направляясь к машине. — Прощай, Лика.

— И что же, — крикнула она ему вслед, — ты даже не проводишь девушку до дома?!

Он даже не обернулся.

— Прощай, — сказал он, как отрезал, и скрылся в салоне автомобиля.

— Козел!.. — услышал он себе вслед, но даже не бросил в ее сторону единого взгляда. — Козел, ты, Максик!..

А он, заводя машину и вжимая педаль газа в пол, мечтал лишь о том, чтобы скорее уехать отсюда. От нее, от своего постыдного и неправильно прошлого, где еще одна ошибка напоминала ему о том, как он виноват перед Леной.

Как он мог терпеть ее, Лику? Ее и еще десятки других женщин, которые побывали в его постели за последние четыре годы?! Как он мог выносить их рядом с собой, касаться их, спать рядом, заниматься с ними сексом, а на самом деле просто-напросто тр***ть. А потом возвращаться к ней, в ее постель, в ее объятья?! Как он мог?…

Уронив голову на руль, он тяжело и часто задышал.

Как она выносила это?! Как мирилась?! Ведь она знала о том, что он ей изменяет. Всегда знала, все пять лет. Наверное, с самого первого дня, когда он ей изменил. С той девчонкой из бара. Как сейчас помнил, что у нее были откровенного каштаново-красного цвета волосы, от нее несло дорогими женскими сигаретами, запах которых не приглушал даже аромат свежих духов.

Его передернуло от омерзения. К ней. И к самому себе.

Кто бы мог подумать, что когда-то это казалось ему нормальным!?

Измены, как протест. Как утверждение своей полной независимости от нее, от Лены. И полная капитуляция после каждой новой девицы, которая Леной не была и не могла излечить его души.

Измены, как избавление. От боли, от терзаний, от мук, на которые он обрек и себя, и ее. Избавиться от наваждения и видеть ее перед глазами вновь и вновь? Доказать себе, что может и без нее, и пасть ниц перед непостижимой истиной?! Перед истиной, которую писал не он! Не ему ее и исправлять!..

Измены, как попытка выговориться? Сказать то, что не удавалось сказать все эти годы? Чем это было для него?! Достучаться до Лены, привести ее в чувство, заставить говорить, поднять голову, возмутиться, закричать… Доказать себе, что его боль не так сильна, что она уже прошла и ничего для него не значит, он хотел обмануть себя изменами, подумав, что они вылечат его от любви к Лене, от зависимости к ней… Ведь он не должен испытывать боль, если не любит… И он хотел убедить себя в том, что действительно не любит… Но все равно любил, измены не помогали… Какой-то порочной любовью он ее любил.

Мошкара надоедливых жужжащих вопросов, бьющихся в его мозг, просто убивали его.

Он мотался по городу почти всю ночь, рассекая автостраду, пару раз выезжал за границу, стоял на обочине, откинувшись на сиденье и закрыв глаза. А как только закрывал… видел ее. Светящуюся улыбкой для него одного. А потом… вмиг — слезы, боль, отчаяние, осуждение, обида… И она его уже не простит!..

Домой он вернулся лишь в половине первого ночи, разъезжал по городу, останавливаясь на набережной, у цветочных магазинов… Ему казалось, что сейчас он без сомнения смог бы выбрать для нее правильный букет цветов, просто почувствовать, какие именно ей нравятся и не сбрасывать выбор на постороннего человека, которая и понятия не имеет о том, какая у него жена!

Его любимая женщина .

Как жаль, что понял он это слишком поздно…

Унизил ее не только обвинениями в том, в чем она не была виновата, но и изменами.

Если бы она изменила ему, он бы узнал об этом… И он был уверен, что разорвал бы соперника на части. Ему была противна даже мысль о том, что Лена может находиться в объятьях другого мужчины.

А она… она терпела. Как смогла? Как вытерпела?! Не укорила и не обвинила?! Он ждал от нее взрыва, каких-то эмоций, проявления чувств, а не просто равнодушного и холодного преклонения, он хотел ее маленького взрыва, но не погибели!.. И сам попал под обстрел. И лишь затянул их в ад еще сильнее.

Измены, одна за другой… Сначала редкие, а потом более частые, начинающиеся и прекращающиеся, как давно заученный и приведенный в исполнение план. А потом — какая-то слепая одержимость.

Пронзая своей фигурой пустоту и темноту квартиры, он заходил в каждую комнату, будто ища что-то.

И не было ей объяснения, не было оправдания, не было иллюзорных попыток все исправить. Это был конец… Конец всего. И его тоже.

Тяжело вздохнув, Максим подошел к кровати и опустился на нее, низко наклонив голову.

В такие минуты, наедине с собой, когда у тебя есть время подумать, изувечить себя потоком бессвязных мыслей, ты начинаешь понимать, что такое отчаяние. Липкое, вязкое, влажное, грязное отчаяние. От которого ты никогда не отмоешь руки, как и от того, что ты натворил…

5 лет назад

В конечном счете, его достало все. Работа, окружение, семья, Лена… Даже она. А, может, она в первую очередь. Как-то все навались, давило, прессинговало, он разрывался на части, просто летел вниз, самоуничтожаясь и не понимая причин, по которым вся его жизнь сошла с ума. И он сходил с ума вместе с ней. Целенаправленно, размеренно, отточенными, выверенными движениями.