Мириам Рафтери - По вине Аполлона

Внезапно Аполлон принялся извиваться в руках Натаниэля, напомнив тем самым тому о взятой на себя миссии. Уже у самой двери Натаниэль вдруг обернулся и сказал Пруденс, которая в этот момент разглаживала, похоже, каждый черный волосок на своей головке.

– Прости, дорогая, во всей этой суматохе я совсем забыл о своих манерах. – Он махнул в мою сторону. – Пруденс, позволь представить тебе мою кузину Тейлор Джеймс. Она приехала на свадьбу. Мисс Джеймс, познакомьтесь с моей нареченной, мисс Пратвелл, и ее матерью Грейс.

На лице Пруденс появилось выражение, с каким она, вероятно, могла смотреть на крысу в кладовке.

– Странно, – протянула она, сверля меня холодными голубыми глазами, – Натаниэль никогда не говорил нам о каких-то кузинах.

– Я вижу, почему, – прошипела ее мать, окидывая меня таким же презрительным взглядом.

Натаниэль закрыл ладонью пасть Аполлону, который тихо ворчал, не сводя глаз с Пруденс.

– Думаю, будет лучше, если я все же отнесу этого возмутителя спокойствия в его новые апартаменты, – сказал он, поймав мой взгляд. – Располагайтесь, как вам будет удобнее, дамы, – он сделал ударение на последнем слове, явно давая мне тем самым понять, чтобы я вела себя прилично.

Служанка, убравшись и замыв платье Пруденс, на котором в качестве напоминания о произошедшем осталось лишь небольшое влажное пятно, удалилась вслед за Натаниэлем. Не успела она выйти, как в гостиную, неся в руках серебряный чайный сервиз и блюдо со свежеиспеченными булочками, вошли две служанки.

Горя решимостью произвести, ради Натаниэля, приятное впечатление, я села на обитый декоративной тканью стул напротив Пруденс и ее матери.

– И как продвигается подготовка к свадьбе? – начала я смущенно, желая завязать разговор.

– Прекрасно, – коротко ответила Грейс Пратвелл.

Машинально я скрестила ноги, открыв взору дам свои зелено-белые кроссовки с неоновыми огоньками на задниках, которые явно не могли быть ими расценены, как вершина современной моды. Заметив свою оплошность, я сразу же распрямила ноги и, наклонившись, попыталась натянуть пониже подол платья.

Пруденс открыла от удивления рот.

– Какая необычная обувь. Хотя, сказать по правде, – заметила она сухо в следующее мгновение, – она не более странная, чем ваше платье.

Пораженная как ее грубостью, так и тем, что она подвергла критике выбранную для меня Натаниэлем одежду, я спросила:

– И чем же вам не нравится мой наряд?

Она слегка скривила губы и, тут же приняв невинный вид, произнесла:

– Нет-нет, он вполне приличный. Только я не видела с детства, чтобы кто-нибудь носил турнюр. Где вы его откопали?

Ох уж мне эти мужчины! Ни у одного из них нет абсолютно никакого понятия о моде. Должно быть, Натаниэль нашел это платье в каком-нибудь из сундуков прислуги, где оно пылилось лет десять. И однако я была все же благодарна ему за то, что он, по крайней мере, подумал о моем внешнем виде, не допустив, чтобы я появилась перед его невестой облаченная лишь в леотард и эластичное трико.

– Всю мою одежду украли во время ограбления поезда, в котором я ехала, – объяснила я. – Это платье одолжил мне мой кузен.

Судя по выражению лица Пруденс, мой ответ ее явно разочаровал, словно она считала, что у меня нет никакого вкуса. А может, она просто задавалась вопросом, какое дело было ее жениху до одежды другой женщины, да и до нее самой.

Я разгладила складки на своем платье, ощущая с каждым мгновением все большую неловкость. Когда же наконец возвратится Натаниэль?

Миссис Пратвелл разлила чай. Я поднесла свою чашку к губам и сделала глоток, с трудом подавляя желание придвинуть к себе блюдо с булочками и опустошить его в один присест. В конечном итоге я не ела со вчерашнего дня… целую вечность, если подумать.

– Скажите мне, мисс Джеймс, – обратилась ко мне Грейс, ставя на стол свою чашку, – откуда вы родом?

Поспешно сглотнув, я едва не обожгла себе горячим чаем гортань.

– Я… э… выросла в Мишн-дистрикт, – начала я осторожно, от души надеясь, что он уже существовал здесь в это время. Ну, конечно же, вспомнила я вдруг с облегчением. Мишн-дистрикт был уже довольно старым районом Сан-Франциско в 19О6 году. – А потом я… я уехала довольно далеко отсюда.

Появление в этот момент в гостиной Натаниэля избавило меня от дальнейших вопросов.

– Итак, – произнес он, усаживаясь подле Пруденс. – Чему, – он нежно улыбнулся невесте, – я обязан удовольствием видеть тебя в своем доме сегодня утром?

Удовольствием ее видеть… Я стиснула зубы. От общества Пруденс, как я видела все яснее с каждой минутой, удовольствие было такое же, как от лихорадки на губах.

– Как, Натаниэль, дорогой, неужели ты не знаешь, что я и дня не могу прожить, не видя тебя? – проворковала она, обольстительно улыбаясь ему.

Для женщины викторианской эпохи взгляд ее, обращенный на Натаниэля, был уж чересчур откровенным. Я вдруг почувствовала укол ревности. Ревности? Мысль эта ошеломила меня. Он был почти на сто лет старше меня и собирался, к тому же, в эту субботу обвенчаться. Что мне до того, если он даже и спит с такой девицей, как Пруденс? Однако, как ни странно, меня это весьма задевало.

Миссис Пратвелл откашлялась, бросив на дочь взгляд, от которого, вероятно, тут же засохла бы даже гигантская секвойя.

– Мы приехали уточнить некоторые последние детали в отношении вашего бракосочетания, а также свадебного обеда, – начала она, обращаясь к Натаниэлю. – А теперь, будь так добр…

Момент был самым подходящим, чтобы удалиться.

– Прошу извинить меня, – проговорила я, поднимаясь, – но я должна проверить, как там моя собака.

– Ваша собака? – Миссис Пратвелл удивленно подняла седые брови. – Хотя мне, конечно, следовало бы догадаться об этом с самого начала, – она презрительно фыркнула и отвернулась, не сказав мне на прощание даже «до свидания».

Натаниэль, надо отдать ему должное, проводил меня до дверей.

– С вами все в порядке? – В его голосе звучало откровенное беспокойство.

– Лучше не бывает!

Он сдвинул брови, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

– Я понимаю, вам должно быть неловко. Вы не?…

– …Не сказала им, что я шлюха? – По его виду я поняла, что попала не в бровь, а в глаз. – Нет, разумеется.

– Простите, – произнес он с явным облегчением. – Я не хотел, чтобы ваша встреча с Пруденс произошла подобным образом.

– Вы боялись, что я поставлю вас в неудобное положение?

Его молчание ясно показало мне, что я была права в своем предположении. На глаза у меня навернулись слезы, и я с силой сжала веки, чтобы не расплакаться. Я была недостаточно хороша для него… для кого бы то ни было… Но он не должен видеть, как я расстроена; хотя я и потеряла всех и вся, перенесясь сюда, при мне еще оставалась моя гордость.