Пегги Уэбб - Бабье лето

В конце концов, забыв про камеру и фотоаппарат, они стали резвиться, как дети, поднимая тучи листьев. Игривость быстро переросла в страсть, и они неспешно занялись любовью на разноцветном ковре из опавших листьев, а солнце зажигало золотые блестки на их обнаженных телах.

– Мне хочется взять тебя как можно больше, – сказала она.

– В этом нет необходимости, Вирджиния. Я здесь и никуда не денусь, – ответил Болтон.

Она почти поверила в это. Переполненная им, переполненная наслаждением, переполненная радостью, она представляла себе, что каждое утро просыпается рядом с Болтоном, что достаточно протянуть руку – и обнаружишь любимого мужчину, а не только подушку.

Приподнявшись на локтях, она стала пристально вглядываться в лицо Болтона.

– Ты голоден? – спросила Вирджиния.

– Ты о еде или о себе? – с улыбкой осведомился он.

– О еде. Мы пропустили обед, а если продолжим в том же духе, то останемся и без ужина, – сообщила она.

– Это жертва, на которую я пойду с радостью, – сказал он.

– Я тоже. – Она поцеловала его в щеку, затем поднялась и привела в порядок одежду. – Тем не менее, если не хочешь растерять свою мужскую силу, тебе следует поесть.

Ей нравился его искренний глубокий смех, нравилось, как он поднимает ее и сжимает в объятиях, как носом трется о ее нос и губами касается ее губ. Сейчас он прошептал:

– А ты хочешь, чтобы я сохранил свою силу?

– О, да, – без колебаний ответила она.

– И для чего, мне хочется знать? – насмешливо допытывался он.

– Если ты такой сообразительный, каким я тебя считаю, ты, возможно, уже догадался о причине, – пошутила она.

– Будь добра, скажи, – не унимался он.

– Для этого… – Она поцеловала его, сначала нежно, но затем так страстно, что у обоих перехватило дыхание. – И для этого… – Она провела языком вдоль его шеи. – И для этого… – Она принялась гладить его грудь, потом ее руки легко скользнули вниз, касаясь живота…

– Это вместо закуски. – Он расстегнул ее блузку и поцеловал розовый сосок.

Она задрожала. Волна возбуждения опять зарождалась в глубине ее тела.

– Разве тебе это не нравится, Вирджиния? – страстно прошептал он.

– Да. Мне нравится все, что ты со мной делаешь, – призналась она.

– Вместе с тобой. Любовь должна быть взаимной, – серьезно проговорил он.

Опять то же самое. Любовь .

– Зачем ты так упорно пользуешься этим словом, Болтон? – тихо спросила она.

– Потому что это – правда, – ответил он, сильнее сжимая ее в объятиях.

Она попыталась высвободиться из кольца его рук, однако он ее не отпустил.

– Пусти меня, Болтон, – потребовала Вирджиния.

– Зачем? Чтобы ты сердилась на меня и еще больше утверждалась в своих ошибочных взглядах? – не сдавался он.

– Мои взгляды не ошибочны! Я могу дать точное определение наших отношений: это страстная интрижка, которая не затянется дольше времени, нужного для твоего интервью, – со злостью сказала она.

– Я отказался от интервью, – внезапно заявил он.

– Что? – она не поняла, о чем он говорит.

– То, что слышала. Я не буду заниматься интервью, – повторил он.

– Но ты должен . Это твоя работа… – она недоуменно глядела на Болтона.

– Я сам выбираю себе работу. А эту решил не делать, – твердо изрек он.

Он отпустил ее, отступил назад и посмотрел Вирджинии в глаза.

– Но ты не можешь так поступить, – она растерянно уставилась на него.

– Поступить как? Любить тебя без оглядки? – В его глазах сверкнула искорка озорства, и он надавил на нее бедром. – Посмотри на меня.

– Ты невозможен, – смутилась Вирджиния.

– Я наполовину апач. Всем известно, что мы любим брать в плен женщин, в особенности таких вспыльчивых, упрямых и своенравных, как ты, – он изобразил дикую ухмылку, обнажив в улыбке белые зубы.

– Я – упрямая? Да я в подметки тебе не гожусь, Болтон Грей Вульф, – в сердцах крикнула Вирджиния.

– Ну почему ты не доверяешь мужчинам? – спросил он.

– Это вопрос из интервью? – осведомилась она.

– Я тебе уже объяснил, что не занимаюсь больше интервью, – очередной раз повторил Болтон.

– Черт возьми, Болтон. Ты должен , – Вирджиния негодовала.

– Почему? – удивился он.

– Потому что я обещала дать одно интервью, а если ты за него не возьмешься, то ко мне пришлют какого-нибудь самонадеянного выскочку, который с удовольствием выльет на меня ушат грязи, – со злостью проговорила Вирджиния.

– Это значит, что с меня сняты подозрения в выведывании секретов постельными методами? – Болтон был беспощаден.

– Я так не говорила, – защищалась она.

– Это было сказано другими словами, но суть от этого не изменилась, – сказал Болтон.

– Послушай… Ну что я могу поделать, если недоверие к журналистам у меня в крови? – оправдывалась Вирджиния.

– Разве мы не решили этого вопроса, Вирджиния? Когда ты, наконец, увидишь во мне человека, а не представителя прессы? Когда ты научишься мне доверять? – Он ни за что не хотел ей уступать.

– Ты упорный. Неудивительно, что ты так хорош, – заметила она.

– В постели или в журналистике? – попытался уточнить он.

– Везде, – ответила она. Болтон непринужденно улыбнулся. – Хорошо… хорошо. Я согласна. Я доверяю тебе, Болтон. Настолько, насколько вообще способна верить кому-то из вас.

– Отлично. Тогда я, наконец, займусь интервью, – он вздохнул и посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами, которые, казалось, заглядывали прямо ей в душу. – Вернемся к моему первоначальному вопросу. Из-за чего ты перестала доверять мужчинам?

На этот раз он не возражал, чтобы она отошла от него подальше. Он интуитивно понимал, что бывают моменты, когда человеку необходимо почувствовать себя полностью свободным. Он знал, что если не позволит сейчас Вирджинии отдалиться, то никогда не сможет удержать ее, не сможет даже надеяться удержать ее.

Она шла быстрым, решительным шагом, и в какой-то момент ему показалось, что до самого дома она не оглянется. Сдержав порыв броситься за ней, он остался стоять на лесной опушке.

Она была великолепна в своем гневе. Развевающаяся в ритме шагов пышная юбка не оставляла сомнений в том, что скрывает существо горячее, эмоциональное, готовое взорваться в любой момент. Вирджиния обладала вспыльчивым характером и большой силой воли, и эти качества он в ней любил: она никогда ничего не делала наполовину – и любви, и гневу она предавалась всей душой. Она не надувала губы и не играла в молчанку. С Вирджинией всегда все было предельно ясно. И это нравилось Болтону.

И вот он остался один в том самом месте, где недавно они так страстно любили друг друга. Он смотрел ей вслед и безошибочно уловил то мгновение, когда она решила повернуть назад. Размашистый шаг перешел в размеренную поступь, широкая юбка плавно закачалась. Затаив дыхание, Болтон следил за Вирджинией. Солнце почти скрылось за линией горизонта, оставив после себя золотисто-красную зарю, розовым блеском играющую на белоснежной коже его женщины.