Марина Львова - Муж по случаю

Проф-Пресс, 1995

ISBN 5-88475-058-7

«Таня! Не забудь после школы сходить в прачечную забрать белье. Владику перед тренировкой сделай бутерброды, пусть возьмет с собой. На ужин свари кашу. Не забудь ничего, девочка! Мы с папой поехали», – тихий мамин голос заменяет мне будильник. Через пятнадцать минут мне нужно вставать. Что ни говори, а гораздо приятнее слышать по утрам родной мамин голос, чем вздрагивать от резкого металлического звона заводного чудища. Потянувшись, я перечислила про себя мамины поручения, старательно загибая пальцы на руке. Кажется, ничего не забыла.

Папа с мамой уезжают рано, чтобы успеть на автобус, который везет их в училище. Городским транспортом туда добираться долго и неудобно.

В прошлом году в военное училище устроилась работать и мама. Она заведует кабинетом на одной из кафедр, готовит наглядные пособия для занятий и отвечает за кафедральное имущество. Не исключено, что через несколько лет туда пойдет учиться и мой брат. Тогда маме самой придется по утрам делать бутерброды и таскать ему в училище, как делает мамина приятельница Валентина Николаевна. Она потихоньку подкармливает домашними деликатесами не только своего сына, но и всех его сокурсников.

Одна я остаюсь вне армии, однако не могу не испытывать на себе ее влияния. Моя бабушка так и говорит: «Емельяновы служат всей семьей».

За стеной в соседней комнате раздалось ритмичное похлопывание – это проснулся Владик и начал делать зарядку. И откуда у него столько энергии? Пора вставать, разогревать завтрак и собираться в школу.

Кап, кап, кап – молоко медленно стекало по пластиковой бутылочке, оставляя на ее стенках полупрозрачные белые разводы. Вот уже почти полная бутылочка набралась. Руки у меня внезапно задрожали, и я торопливо поставила бутылочку на стол, плотно завернула колпачок. Надо молоко поставить в холодильник, чтобы не испортилось. Я вытерла руки о полотенце, застегнула пуговицы халата.

Зайка! Зайка маленький! Где же ты, мой сладенький? У меня для тебя много молочка. Если бы ты был крохотным зайчонком, любая зайчиха в лесу покормила бы тебя. А теперь кто же покормит моего малыша? Где ты?! Заюшка, Заюшка!

Как же я без тебя жить-то буду? Что же мне делать? Что?! Ради чего мне теперь жить? Легче умереть. Неужели я больше никогда не прижму своего малыша к груди? Не поглажу рукой пушистые волосики на его головушке?! Маленький мой!

Люди добрые, как же так? Разве можно забирать ребенка от матери? Словно меня по живому разрезали. Нет, так нельзя! Я просто схожу с ума. Нужно собраться, мне нужно быть сильной. Почему я здесь? Надо его искать, я пойду его искать, я должна это сделать.

Резкий звук дверного звонка заставил меня вздрогнуть. Ужасный звук, как ножом по стеклу. Ко мне обычно никто не ходит, разве только врач или медсестра из детской поликлиники, а у тети Оли есть ключ. Все равно надо будет купить другой звонок с тихой мелодией, чтобы моего Зайку не будил, когда он спит. Невольно я оглянулась в сторону детской кроватки, она была пуста. Мои дрожащие руки стали такими неловкими, несколько секунд я провозилась у двери, пока непослушными пальцами мне, наконец, удалось снять дверную цепочку и открыть замок

– Татьяна, это я, Николай Семенович. Ты не бойся. Открой дверь.

– Мне теперь бояться уже нечего. Совсем. Что теперь делать, Семеныч, родненький! Его же час назад кормить нужно было. Искать его надо, я пойду. Мне уже хорошо, я сейчас оденусь и пойду его искать. Я найду его.

– Татьяна, тебе нельзя сейчас выходить. Спокойнее будет дома. А потом, если вдруг позвонят?

Семеныч осторожно отобрал у меня пальто, повесил его на вешалку.

– Не нужно тебе из дома выходить. Так лучше будет.

Николай Семенович кашлянул в кулак и неловко грубой шершавой рукой погладил меня по плечу.

– Ты не плачь, Танюша, все хорошо будет, ты поверь мне. Ребята сделают все, что нужно.

– Да я не плачу, у меня почему-то слезы не текут. Может, в милицию сообщить нужно? Как вы думаете? Только я ничего толком не смогу и рассказать-то. Все в голове спуталось

– Я уже позвонил Александру, ты не беспокойся. Только скажи мне, в чем он был одет?

– Одеяло шерстяное голубое в клетку, ватное бордовое в коляске осталось, костюмчик зеленый с белой полоской на груди, ползуночки байковые голубые, кофточка белая с цветочками, шапочка белая шерстяная с кисточкой, под ней платочек беленький из тонкой ткани. Как же она называется? Вспомнила, батист. На ножках носочки полосатые серо-голубые.

Голос у меня сорвался, горло сдавило. Зажав рот рукой, несколько секунд я молчала, пытаясь подавить слезы.

Семеныч обнял меня за плечи, погладил по голове, как маленькую, повел на кухню и усадил на табуретку. Пока я вытирала ладонью набежавшие на глаза слезы, Семеныч отошел к плите и поставил на конфорку чайник.

– Ты сиди, сиди. Я сам все сделаю. Тебе хорошо сейчас чайку попить горяченького. Слышь, Татьян, может, мне позвонить кому-нибудь из твоих? Тебе нельзя сейчас одной оставаться.

– Некому. Тетя Оля вернется только через пять дней, Светка занята, ей нельзя волноваться, еще молоко пропадет. А больше некому. Нет у меня больше никого.

Николай Семенович налил мне чаю в чашку, пододвинул банку с сахаром. Так я и не собралась купить сахарницу, а мамин сервиз разбился при переезде, его просто сунули в картонную коробку, даже не проложив бумагой. Почти вся посуда разбилась; когда я стала распаковывать вещи, то обнаружила, что уцелело только несколько тарелок и три чашки. Мужчины никогда не думают о мелочах.

– Таня, я пойду. Ты побудь пока здесь, потом что-нибудь придумаем.

– Николай Семенович, чаю-то попейте, пока он горячий.

– Идти мне нужно, подъезд же открыт, там пока Марфа Ивановна сидит, а ей скоро внука из школы забирать. Она его обедом покормит и сменит меня. Я тогда к тебе зайду.

Мы вышли в коридор, и я опять стала возиться с замком. Отворив дверь, я отошла в сторону, чтобы дать Семенычу пройти. Но он не спешил вернуться в свою тесную дежурку в холле нашего подъезда.

– Татьяна, ты прости меня, что я малыша-то твоего не удержал. Стар стал, не догнать мне того парня было. Но Александр их найдет, из-под земли достанет, ты не думай…

– Да нет, Семеныч, это я виновата. Моя это вина. Нужно было отдать ему деньги, а я испугалась. Подумала, на что буду жить и кормить Сережку? Работать я сейчас не могу, он слишком маленький, на кого его оставить? Мой брат потратил много денег, взял взаймы и не смог отдать, приехал просить у меня. А я не дала, побоялась, что он не скоро сможет вернуть, у моего брата деньги обычно не задерживаются. Деньги все берегла, берегла. А теперь и не для кого… оказывается.