Ирина Мясникова - Кикимора болотная

— Точно, валят капиталисты. Скоро начальству нашему некого будет потрошить, — согласилась Штукина.

— Ага, осталось только налог на имущество приподнять — так вообще рынок ухнет. И все, кто при гражданском строительстве кормились, пойдут по миру. Непонятно только, кому от этого лучше будет? — печально заметила Тася. — Ну, и чего отельчик этот? За бесплатно же все равно не отдадут.

— Конечно, не отдадут, но хозяин уже цену несколько раз скинул. Состояние там неплохое, немного дооборудовать только. Технология вся у меня здесь. — Вера постучала пальцем по лбу. — Я ж не зря столько времени в клинике проторчала. Даже предварительная договоренность на поставку необходимого оборудования имеется. Короче, сумма для Жеребова Дмитрия Ивановича набегает, конечно, большая, но посильная. Особенно если этот дом продать.

— Как продать? А где ж ты жить тогда будешь? — заволновалась Тася. Она ведь не любила перемены, да еще столь кардинальные.

— Так там же, при новой своей клинике.

— А если Жеребов не согласится? — поинтересовалась Штукина. — Ну, «дачку» продавать и вообще деньги в этот твой проект вкладывать?

— Согласится. Он уже на все согласен. Как меня увидел, так и вошел в пике. До сих пор выйти не может.

— Жалко мне его. — Тася вспомнила потемневшего лицом, поникшего Сельдерея.

— А мне ни капельки! — решительно сказала Вера. — Я с таким трудом от него оторвалась, себя, наконец, уважать начала. Вот буду теперь другим женщинам помогать.

— А может, тебе клинику «Вера» назвать, а то сейчас везде уже институты красоты, куда ни плюнь, — задумчиво произнесла Штукина.

— Хорошая мысль, — согласилась Вера. — Но это мы еще ближе к делу обсудим.

— Как там братец мой? — спросила Тася. — Не офигел еще совсем от твоей звездности недосягаемой?

— Ты ничего не знаешь?

— А что? — У Таси опять тревожно екнуло в груди.

— Он от мамаши твоей съезжать собрался. В Милан. Там ему какую-то работу в университете на кафедре предложили. Сейчас квартиру подыскивает.

— Вот здорово! — У Штукиной даже глаза загорелись. — Девчонки, это ж действительно здорово! Ясное дело, что для непутевой мамаши это слезы и переживания, но парень начнет взрослую самостоятельную жизнь.

— Наверное, ты права, — согласилась Тася. — Ох, бедная моя мамаша!

— Верка! Ты ж ничего не знаешь! Наша Таська по дороге из Финляндии попала в аварию и была спасена здоровенным таким мужиком. А меня он услал на своей второй машине. После чего Таська пропала, а потом появилась и до сих пор ходит как мешком пришибленная. — Штукина разлила по фужерам вино. — Это надо обмыть!

— Ничего не поняла, но обмыть надо, — рассмеялась Вера. — Чего, Таська, ты влюбилась никак?

— Ага. — Тася кивнула и вздохнула. — Только нам видеться пока нельзя.

— Сериал, ядрена кочерыжка, мыльная опера, любовь и ярость! — захохотала Штукина.

— Дура! Никакой не сериал, а развод с дележом имущества. Как выяснилось, старая жена не всегда оказывается настоящим товарищем. Она может быть и зловредной пиявкой.

— Ну, развод — это ерунда. А я-то уж думала, что вы с ним оказались родственниками, как Зита и Гита, — захихикала Штукина.

— Штукина, ты своей смертью ни за что не помрешь. Вер, давай ее отдубасим, в конце концов!

— Давай. Я поленом, а ты кочергой. Иначе нам ее не одолеть.

— Хрен вам! Даже не пытайтесь, майора милиции кочергой не достанешь. — Штукина вскочила с дивана, схватила диванную подушку и кинулась сверху на Тасю и Веру.

Они дубасили друг друга подушками, даже чуть фужеры не перебили, и Тася чувствовала себя никаким не директором, а совсем молодой и глупой девчонкой, как в институтские годы. Она от всей души смеялась и радовалась за себя, за Штукину и, особенно, за Веру.

Всех разогнал строгий Валерик, который пришел и потребовал прекратить безобразие, а также срочно приступить к приготовлению ужина, потому что дети в количестве трех штук очень проголодались.

Вера тут же кинулась на кухню. Ужин, кстати, у нее получился ничуть не хуже, чем при наличии в доме Сельдерея. Правда, на этот раз она от помощи Таси и Штукиной отказываться не стала. Сказала, что волнуется за свой маникюр, поэтому чистить картошку и резать лук придется Штукиной.

После двух праздничных дней, проведенных на «дачке» у Веры, в Тасиной жизни потянулись серые трудовые будни. Без приключений и ярких событий. Ну, если не считать событием покупку новой сумки или туфель. Она иногда позволяла себе отвлечься на шопинг, после чего ей становилось немного полегче. Но ненадолго. Левшуков не объявлялся, и на смену спокойной уверенности в том, что все будет хорошо, в Тасиной душе поселилась тоска. Она скучала по Левшукову, как никогда еще ни по кому не скучала. И все это время Тася чувствовала себя какой-то механической куклой, которая встает по утрам, чистит зубы, завтракает, надевает красивый костюм, едет на работу, совещается, решает текущие задачи, планирует, контролирует, изменяет, направляет — короче, суетится, непонятно только зачем. В командировки летает. Взлет, посадка. «Здравствуйте, Анастасия Михайловна! Как долетели? Все хорошо?»

«Хрена там, хорошо! Чего хорошего-то? Когда сердце ноет и кругом тупизм невозможный. Раздражает все. И люди, и дома, и деревья, а особенно машины раздражают — тащатся еле-еле, будто колеса у них квадратные, и голуби — суются везде и гадят, сволочи, и бабы веселые раздражают. Ходят, хихикают. Чего хихикают? Дуры!»

Тасе стало скучно жить. Немного она повеселела и встрепенулась, только когда в конце апреля они с Дуськой переехали жить на дачу. Сбылась Дуськина мечта о том, чтобы ее отвозили в школу на красивой казенной машине. Правда, после школы Дуське приходилось тащиться домой на электричке. Зато Тася, которую последние недели серьезно мучила бессонница, наконец стала спать по ночам. Открывала окно и под весеннее шушуканье и шебуршение засыпала, как младенец. Заметьте, безо всякого коньяка! Правда, и просыпалась тоже часа в четыре утра, с первыми птичками. Птички выясняли отношения у Тасиного окошка, как супружеские пары, долго живущие вместе. Она щебетала, а он ворчал. Тася слушала и все понимала.

Тася очень любила дедушкину, а теперь свою, дачу. Особенно большую веранду, которую открывали с первым весенним теплом. На ней за круглым столом под старым абажуром, сшитым еще Тасиной прабабушкой, они с Дуськой обычно обедали и ужинали, а в выходные еще и играли в карты, иногда приглашая к себе соседей. Двери и окна веранды выходили к лодочному причалу и маленькому пляжику, вход на веранду из дома находился в гостиной, где стоял тот самый рояль, купленный дедушкой для непутевой мамаши. В гостиной еще дедом был настелен дорогущий паркет, предмет Тасиной гордости и большой заботы. Она очень ругалась, когда кто-то прямо с пляжа через веранду тащился в гостиную.