Елена Озерова - Я иду к тебе

В половине пятого Ника одна сидела за столиком того самого кафе, где варили необыкновенно вкусный кофе. Только что она попрощалась с Виктором, проводила его до электрички. Гулять идти не хотелось, и она решила скоротать время за чашечкой кофе. Тем более что нужно было где-то спокойно посидеть и обдумать ситуацию.

Очень жаль, что Виктор уехал. Жаль и потому, что он бы оградил ее от ненужного свидания с Кириллом, и потому, что с ним было на удивление легко и спокойно. Так хорошо и спокойно Нике никогда ни с кем не было, разве что с Машей или с крестным. И еще… На прощание он сказал какую-то странную фразу. Уже войдя было в вагон, он вдруг вернулся в тамбур и быстро проговорил:

— Елизавета Федоровна, вы знаете такую испанскую поговорку: «Любовь любовью, но только гордость — истинная жизнь благородного сердца»?

— Нет… — растерялась Ника.

Виктор загадочно улыбнулся:

— Теперь будете знать.

— Но я… — Ника еще больше растерялась и глупо спросила: — Зачем?

— Так… Просто на всякий случай…

Он в нерешительности поглядел на нее, словно хотел что-то добавить, но двери закрылись, и электричка отошла от платформы. Ника так и осталась стоять в недоумении. Какое отношение к ней имеют слова Виктора? Или… Он что-то понял? Что?

Ника поднялась, взяла еще кофе и пирожное. Кажется, полоса везения закончилась. Что она будет без Виктора делать? Ведь Кирилл и вправду может явиться к ней домой и сесть под дверью, а хозяйке, Илзе Францевне, вряд ли это понравится…

— Простите, пожалуйста, здесь свободно? — прозвучал над ее ухом приятный мужской голос с чуть заметным акцентом. Ника подняла глаза и обомлела: перед ней стоял тот самый светловолосый принц из Турайдского замка. В руках он тоже держал чашечку кофе и тарелку с пирожными.

Машина на хорошей скорости шла по шоссе. За окнами мелькали желто-зеленые поля и холмы, кустарник, редкие перелески, аккуратные хутора — одним словом, Литва. Латвия с ее лесами осталась позади, с каждым километром Ника все дальше и дальше удалялась от моря, от Юрмалы, от Лиелупе… И от Кирилла. В салоне «Мерседеса» негромко играла музыка, радио «Ностальжи» передавало старые песни. «Любовь, похожая на со-он, — пела Пугачева, — cчастливым сделала мой до-ом…» Сумка с Никиными вещами стояла в багажнике, а она вглядывалась в несущуюся навстречу дорогу, не вспоминая о прошлом, не загадывая будущего, и боялась повернуть голову. Потому что рядом с ней, кажется, сидел мужчина ее мечты. Он уверенно вел сказочную белую машину, и Ника готова была ехать всю оставшуюся жизнь. Если бы кто-то раньше сказал Нике, что она способна на подобное безрассудство, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. А сейчас как будто ничего и не было: ни года жизни с Кириллом, ни слез, ни ссор, ни подозрений, ни этой дурацкой затеи с переодеванием и отомщением — ничего. Вся прежняя жизнь отодвинулась так далеко, что казалась нереальной. Ника улыбнулась и подумала, что, наверное, существует какой-то закон: стоит раз волевым усилием поломать привычный ход жизни, и потом изменится абсолютно все. Как в горах: столкнешь один камешек, а вслед за ним пойдет целая лавина. Таким камешком, вызвавшим лавину в ее жизни, стала эта глупая затея с поездкой за Кириллом в Лиелупе. А теперь оказалось, не за Кириллом она поехала, а за собственным счастьем…

Они с Андресом просидели в кафе часа два, не больше. И этого времени Нике хватило, чтобы перестать замечать все вокруг. Весь мир сосредоточился в карих глазах ее нового знакомого. После получасового разговора Ника уже знала, что зовут его Андрес Инфлянскас, он наполовину русский, наполовину литовец, живет то в Вильнюсе, то в Москве, в Риге сейчас по делам, но сегодня вечером уже уезжает. А еще через полчаса выяснилось, что он отлично разбирается в живописи — и в классике и в авангарде; любит Марка Шагала, Илью Машкова, пейзажи Куинджи и портреты Рокотова. Насчет Куинджи Ника с ним не согласилась — она считала Куинджи слишком приторным, хотя ей нравился «Христос в Гефсиманском саду». Правда, находилась эта картина в Крыму, в Алупкинском дворце, поэтому ее мало кто помнил. А Андрес помнил, что еще больше подняло его в Никиных глазах.

Проявленное Никой знание живописи Андреса ничуть не удивило: придерживаясь легенды, она представилась Лизой Владимирской, студенткой искусствоведения. Представилась — и почти сразу об этом пожалела. С Андресом Нике захотелось быть самой собой. Пусть бы он с таким восхищением смотрел не на придуманную голубоглазую и пышногрудую Лизу, а на нее настоящую, на Веронику Войтович, у которой тоже есть масса достоинств.

После того как была выпита не одна чашка кофе, Ника предложила немного прогуляться. Они спустились к морю и не торопясь побрели вдоль берега в сторону Дзинтари. Разговор, так легко и непринужденно бежавший в кафе, прекратился, но Ника не чувствовала никакой неловкости. Рядом с Андресом ей было хорошо просто идти и молчать. И она шла медленно, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки, подставив лицо свежему ветру, дувшему с моря.

— Правда, хорошо здесь?

Она обернулась. Он был совсем близко, его светло-карие глаза смотрели прямо в ее голубые, зрачки в зрачки.

— Лиза, я хочу вам кое в чем признаться. — Голос Андреса прозвучал чуть виновато. Вообще-то Ника сразу заметила, что едва заметный акцент делает речь Андреса слишком мягкой и даже какой-то неуверенной… Особенно по контрасту с его безусловным мужским обаянием и заметной в нем скрытой силой. И этот контраст нравился Нике все больше и больше.

— Что такое? — словно завороженная, она не могла отвести взгляда от его глаз. Это длилось всего две-три секунды, но Нике они показались годами. И за это время ниточка, связавшая их в кафе, стала прочнее каната. Наконец она сделала над собой усилие и опустила ресницы.

— Ну, что вы такое успели натворить? — насмешливо спросила Ника, пытаясь шуткой ослабить возникшую между ними связь. Но Андрес шутки не принял:

— Я специально приехал сегодня, — тихо сказал он, по-прежнему глядя ей в глаза. — Я приехал увидеть вас. Вчера, в Сигулде… — Он запнулся, словно опять подыскивал нужные слова. Ника затаила дыхание.

— Вчера, когда я вас увидел… Словом, я понял, что не могу вас потерять. Мы должны были еще раз встретиться. Вы не сердитесь, что я так говорю?

— Что? — Ника верила и не верила. Нет, этого не может быть, так не бывает! Вернее, бывает, но только в книгах и фильмах. С ней-то уж точно этого быть не может! — Что вы сказали?

— Я приехал сегодня, чтобы увидеть вас, — повторил он. — Вы на меня не сердитесь?

Значит, все правильно, она не ослышалась.

— Сержусь? — Она не понимала, о чем он. — Я — сержусь? Господи, ну конечно, нет!