Звева Модиньяни - Ветер прошлого

Саулина ничего не ела со вчерашнего дня. Кроме того, выпитое ею сонное зелье оставило неприятную тупую тяжесть в голове.

Она стояла посреди убогой и гнусной комнатенки, но, как ни старалась, не могла сообразить, что же ей теперь делать. Продолжая всхлипывать, Саулина вновь подпоясала свое красивое, но уже испачканное и кишащее блохами платье.

Она вышла из таверны, никого не встретив, даже старика-сторожа нигде не было видно. Она понимала, что расспрашивать о мошеннике-лекаре бесполезно и вообще лучше держаться подальше от людей.

Как ни странно, в эту минуту больше всего ей хотелось есть. В противоположном от таверны «Медведь» конце переулка располагалась пекарня, откуда доносился дразнящий запах свежего хлеба. Разносчик с веселым и плутоватым лицом поправлял на плечах огромную плетеную корзину, доверху наполненную горячей выпечкой: тут были и длинные французские батоны, и большие караваи желтого хлеба, и кругленькие миланские булочки.

Саулина глаз не могла оторвать от содержимого корзины. Она уставилась на круглую булочку, и мысленно приказала ей выскользнуть из корзины, и даже просила об этом бога, но он так и не услышал.

Парнишка до того ловко управлялся с тяжелой, благоухающей свежим хлебом корзиной, что мечта Саулины Виолы, так и не осуществившись, растворилась в солнечной дали, как раз в том месте, где пыльный и грязный переулок пересекался с более широкой дорогой.

Сперва проголодавшаяся девочка вознамерилась было последовать за разносчиком, но ее отвлек шумный скандал в доме по соседству. Две женщины, еще молодые, но уже изрядно потрепанные безжалостной дланью нищеты, полуодетые, простоволосые и растрепанные, высунувшись из окна, выкрикивали оскорбления и выбрасывали на улицу предметы одежды, причем стремились попасть непременно в голову молодому человеку в исподнем, тоскливо озиравшемуся по сторонам.

— Потаскухи! — кричал молодой человек, задирая голову вверх.

Вокруг него уже начала собираться небольшая толпа. Подобные сцены здесь случались нередко, но неизменно привлекали зрителей, всегда готовых насладиться бесплатным зрелищем.

— Голодранец! — в один голос ответили женщины.

— Вы самые грязные шлюхи во всем Боттонуто! — вопил он, подбирая с земли панталоны и рубашку.

Одеваться ему пришлось прямо на глазах у благодарной публики.

— Хотел за спасибо обмакнуть свой сухарик в соус? — надрывалась более молодая из женщин. — Надо денежки платить, а без денежек ничего не бывает!

— А свои шесть грошей можешь забрать назад, на них даже хлеба не купишь! На, подавись! — крикнула вторая, но деньги на землю не бросила.

— Я полицию позову! — пригрозил молодой человек, застегивая панталоны. Прикрыв срам, он уже чувствовал себя увереннее, и даже голос у него стал не таким пронзительным.

Мимо проходил седой, но крепкий старик, толкавший перед собой тележку с песком.

— Оставь ты этих шлюх, — посоветовал он, задержавшись на минутку. — Ты не местный, стало быть, не знаешь, как делаются дела в Боттонуто. Возвращайся домой, тебе же лучше будет.

— Нет, я иду в полицию! — упрямо повторил молодой человек, чувствуя себя оскорбленным в лучших чувствах.

— Домой, домой иди, — сказал старик, добродушно поглядывая на него снизу вверх.

— Они у меня деньги взяли, а взамен ничего! Я позову жандармов.

— Кого ты позовешь, дурень! — усмехнулся старик. — Посули ты им хоть золотой скудо, жандармы сюда носу не сунут. Послушайся доброго совета: возвращайся домой.

Саулина стояла в толпе, следившей за этой сценой. Она так и не поняла, в чем причина разгоревшейся ссоры, но догадывалась, что речь идет о каком-то жульничестве, и инстинктивно сочувствовала молодому человеку, который показался ей одиноким и беззащитным. Таким же, как она сама. Надо было поскорее выбираться из этой части города, где все выглядело грязным, подозрительным и непонятным.

«Да что же это за место такое — Боттонуто?» — подумала и вдруг вспомнила, как однажды дон Джузеппе проповедовал с амвона про Содом и Гоморру, про грехи, гнездящиеся в больших городах. Вот тогда-то он и упомянул именно это название: Боттонуто. По его словам, это был рассадник всякой нечисти. Ей стало страшно.

— Святая Мадонна! — прошептала она. — Ну и попала я в переделку.

На порогах открытых лавок и на подоконниках лежали, растянувшись, сонные коты. Белые, черные и рыжие куры клевали корм среди отбросов, не давая проходу изможденному старому псу, тоже тыкавшемуся носом в мусорную кучу в надежде добыть себе пропитание. В стенной нише устроилось семейство кроликов. Толпа разошлась.

Саулина опять ощутила голод, заглушивший все остальные чувства. Тут она увидела курицу, обыкновенную курицу с пышным рыжеватым оперением, усевшуюся на пучок травы у обочины дороги.

«Да она же вот-вот яйцо снесет!» — обрадовалась Саулина.

И в самом деле, вскоре рыжая курица издала хорошо знакомое деревенской девочке кудахтанье и поднялась. На земле в двух шагах от Саулины лежало тепленькое яичко. Оставалось только наклониться и взять его. Саулина так и сделала, даже не оглянувшись по сторонам. Обхватив ладонью безупречно гладкий живой овал, она вытащила шпильку из волос, проколола скорлупу и принялась жадно высасывать содержимое. Саулина даже глаза закрыла от наслаждения. Девочка нисколько не чувствовала себя виноватой: она была вправе позаботиться о себе.

Удар, пришедшийся между ухом и затылком, оглушил ее. В первое мгновение Саулине показалось, что ее огрели камнем или дубинкой, но крепкая затрещина была нанесена мозолистой и тяжелой, как лопата, рукой.

— Гляньте на эту воровку! — раздался грубый голос у нее за спиной. — Мало нам своих бед, так еще пришлые будут воровать мои яйца!

Саулина закашлялась: последний глоток попал ей не в то горло. Она в ужасе оглянулась и увидела женщину с толстыми, растянутыми в злобной ухмылке губами, между которыми виднелся один-единственный и, как со страху показалось Саулине, длинный, словно кабаний клык, зуб.

— Я не воровка, — пролепетала девочка.

— А кто ж ты такая? — усмехнулась женщина, одетая чуть лучше остальных обитателей Боттонуто: ее мятое и покрытое пятнами платье по крайней мере было целым, без единой дырки или заплатки.

— Яйцо лежало на улице, — оправдывалась Саулина.

— Ну и что? — Женщина грозно нависла над девочкой всем своим массивным телом.

— Улица не ваша. Она для всех, — еле слышно продолжала Саулина.

— Ах вот как? — переспросила хозяйка курицы, продолжая грозно наступать на нее.

Попятившись, Саулина заметила в ушах у женщины золотые сережки и решила, что она богата.

— Я не хотела красть.

— Ты должна мне грош! — завизжала женщина.