Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

«О, я люблю тебя, люблю», — рыдала она, а потом вспоминала прикосновения его рук, и к горю примешивался стыд. Чем плотнее Эллисон зажмуривала глаза, тем отчетливее возникал его образ.

Бредли Холмсу было сорок лет, это был крепко сложенный брюнет, хотя он был ненамного выше Эллисон.

— На твоем месте легче продавать сразу издателю, — говорила Эллисон ее приятельница Стив, — чем хорошему импресарио.

После серии отказов, полученных от секретарей импресарио, Эллисон подумала, что, возможно, это правда. И после еще одного абсолютно катастрофического опыта, когда она уже склонна была думать, что на ее месте главное не продать рассказ импресарио, а прорваться через его секретаря, Эллисон нашла убежище в нью-йоркской публичной библиотеке. Книга, которую она выбрала, оказалась бестселлером, и автор посвятил ее «другу и импресарио Бредли Холмсу», который, по словам автора, был настоящим другом, терпеливым гением с душой Христа и, кроме того, лучшим импресарио в Нью-Йорке.

Эллисон тут же расплатилась и узнала в телефонном справочнике адрес Бредли Холмса. Его офис находился на пятой авеню, и, чуть позже, в тот же день, Эллисон села за машинку и напечатала историческое письмо мистеру Бредли Холмсу. Она писала, что, видимо, заблуждалась, когда думала, что литературные импресарио по роду своей работы должны читать рукописи, которые им приносит автор. Если она права, как получилось, что она, завоевавший премию писатель, не может встретиться с импресарио лицом к лицу? Если же она ошибается, для чего тогда вообще существуют литературные импресарио в этом мире? И еще восемь страниц в таком же духе. Эллисон отправила их по почте, не перечитывая, так как боялась, что, если начнет обдумывать написанное, — передумает.

Через несколько дней она получила ответ от Бредли Холмса. Он был напечатан на плотной бумаге кремового цвета, в верхней части листа было выгравировано его имя. Ответ был коротким, Эллисон приглашалась в офис на пятой авеню для знакомства с мистером Холмсом, где она должна будет оставить свои рукописи для прочтения.

Когда Эллисон впервые теплым, солнечным утром вошла в офис мистера Бредли Холмса, там было светло, в воздухе пахло дорогими коврами, затушенными сигаретами и книгами в кожаных переплетах.

— Садитесь, Эллисон Маккензи, — сказал Бредли Холмс. — Должен признаться, я немного удивлен. Не ожидал, что вы так молоды.

Бредли часто пользовался словом «молодой» в той или иной форме во всех разговорах с Эллисон.

— Я гораздо старше, — говорил он.

Или:

— …Я прожил гораздо дольше.

Или:

— У тебя удивительно проницательные глаза для такой молодой девушки.

И много, много раз он говорил:

— Там будет симпатичный молодой человек, который, я думаю, тебе понравится.

Эллисон провела с ним, может быть, около пятнадцати минут, а потом он вежливо проводил ее до лифта.

— Прочитаю ваши рассказы как только смогу, — сказал он ей. — Я свяжусь с вами.

— Хм, — сказала позднее Стив. — Старый трюк всех импресарио. Не звоните нам, мы сами вам позвоним. К счастью, я никогда не натыкалась на это как модель, но из театральных контор меня выпроваживали именно с этими словами! Так что ничего не выйдет с Бредли Холмсом. Тебе лучше попробовать что-нибудь еще.

Через три дня Бредли позвонил Эллисон.

— Здесь есть некоторые вещи, которые я бы хотел обсудить с вами, — сказал он. — Вы можете прийти ко мне в офис сегодня?

— У вас есть талант, — сказал Бредли Эллисон, и с этой минуты она была готова умереть за него. — У вас, — продолжал он, — хорошо получаются короткие рассказы. Думаю, на данный момент, мы сконцентрируемся именно на этом. Сохраним ваш талант на потом, например для написания большого романа. К несчастью, я только не знаю, где можно поместить ваши рассказы. Толстые журналы могут платить вам достаточно, чтобы вы могли прожить на это, но они равнодушны к рассказам, полным старых дев, котов и секса. Вот.

Он подал Эллисон рукописи, которые являлись лучшими рассказами Эллисон.

— Мы будем работать над этим, — сказал он.

Через две недели Эллисон относилась к Бредли не иначе как к гению. Через два месяца он продал два ее рассказа, и она начала думать о написании романа.

— У тебя полно времени, — говорил он ей. — Ты так молода. Но, коль скоро ты начала зарабатывать приличные деньги в журналах, возможно, тебе никогда не захочется писать книгу. Приступай, если хочешь, посмотрим, что у тебя получится.

— Да, Бред, — сказала Эллисон. Если бы он сказал ей, что для нее было бы хорошо сунуть руку в пропеллер, она бы сделала это. — Да, Бред.

Они обедали в одном из хороших ресторанов в Ист-Сайде, где Бред был завсегдатаем.

— Мне не нужно выезжать из города, чтобы встретить персонажи испорченных типов, — сказал он. — Я встречаю достаточное количество подобных типов на так называемых литературных чаепитиях.

После этого Эллисон начала сторониться деревенских жителей, но еще гораздо раньше Бредли начал осознавать, какое огромное влияние он имеет над своей молодой клиенткой.

— Думай сама, — говорил он ей. — У нас не отношения Трилби — Свенгали, не заблуждайся на этот счет.

Но Эллисон привыкла к зависимости. Она звонила и советовалась с ним по тысяче разных проблем, которые легко могла решить сама.

— Не надо думать, что я твой отец, — предупреждал ее Бредли.

Эллисон так и не думала. Он был для нее Бог.

Потом Бред начал знакомить ее с разными молодыми людьми. Самым интересным из них был высокий молодой человек но имени Дэвид Нойс, который писал, как она говорила, «романы общественного значения».

— Хотел бы я, чтобы Эллисон смотрела на меня, как она все время смотрит на Бреда Холмса, — говорил он Стив Вэлейс. — Я даже смущаюсь, когда вижу, как она на него смотрит. Столько любви и преклонения. Я бы не выдержал. Интересно, как ему это удается?

Эллисон нравился Дэвид. Он открыл для нее целое королевство новых мыслей и идей, он помогал ей, когда она начала писать роман. Она рассказала ему легенду замка Сэмюэля Пейтона, и он внимательно ее выслушал.

— Звучит неплохо, — сказал Дэвид. — Конечно, будет трудновато. Тебе придется вкалывать, как черт, чтобы сделать из Сэмюэля симпатичный персонаж. Если ты сглупишь, он окажется негодяем.

— Бред считает — это замечательная история, — сказала Эллисон. — Он говорит, это будет настоящий бестселлер.

— Смеллер, — поправил Дэвид.

— Ну, не каждому дано быть гениальным мальчиком.

Дэвиду было двадцать пять, и после публикации его первого романа он был признан критиками как новое яркое дарование. Он хотел изменить мир, и ему трудно было понять таких людей, как Эллисон, которые писали либо для денег, либо для славы. Дэвид видел мир без войн, нищеты, преступлений и тюрем и постоянно пытался заставить других видеть это же. Бредли Холмс называл Дэвида — «молодой человек с предназначением», и, конечно, Эллисон тоже так его воспринимала.