Юлия Красовская - Лабиринт судьбы

Яков Михайлович Грабе был известен среди художников как талантливый искусствовед и большой ценитель старины. Но, несмотря на творческую профессию, был тем не менее человеком практического склада ума, о чем, разумеется, отлично знали его друзья. Они не раз обращались к нему за советами в самых затруднительных случаях, зная, что всегда получат от него помощь даже в самой безвыходной ситуации.

Свои отношения с Грабе Шубин не мог бы назвать дружескими, однако приятелями они все же были давно. Поэтому он так обрадовался, столкнувшись случайно с Яковом Михайловичем в холле училища.

После взаимных приветствий Шубин вдруг спросил:

— Не могли бы вы, Яков Михайлович, уделить мне немного времени?

Первой мыслью Грабе было отказать, сославшись на важную встречу с ректором училища, которая ему действительно предстояла. Однако, увидев, с какой надеждой смотрит на него собеседник, он не смог этого сделать. К тому же Шубин был не из тех, кто часто обращается за советом, поэтому Грабе счел нужным ответить:

— С удовольствием, дорогой Александр Иванович!

— Тогда зайдем в кафе, выпьем по чашечке кофе, — предложил Шубин.

Днем кафе пустовало. Яков Михайлович пил крепкий кофе маленькими глотками. Будучи человеком опытным в житейских вопросах и к тому же хорошо знающим людей, он не удивился, услышав рассказанную ему историю. Или сделал вид, что не удивился. Собеседника своего он не перебивал, лишь бросал на него время от времени внимательные взгляды. Дождавшись, пока тот закончит свой рассказ, спросил:

— Вы поведали мне это, чтобы спросить совета? Или хотели просто высказаться?

— Сам не знаю… — ответил Александр Иванович. — Со мной еще ни разу ничего подобного не случалось…

— Понятно. — Яков Михайлович сделал еще глоток кофе и продолжал: — Александр Иванович, дорогой вы мой, я полагаю, что это любовь. Человек, который никогда в своей жизни не испытывал такого рода ощущений, рано или поздно сталкивается с этой штукой. И вы, дорогой Александр Иванович, как человек творческий, не стали исключением. Просто к такому повороту событий надо быть готовым, а вы не были готовым, потому и чувствуете себя так скверно. Теперь вопрос — что делать? Да-да, вечный вопрос! Выбор за вами. Во-первых, вы можете забыть об этой истории…

Видя, что Шубин протестующе замахал рукой, Грабе лишь немного повысил голос:

— Во-вторых, вы можете сделать выбор между вашей супругой и этой девушкой, не имею чести знать ее имя. И наконец, в-третьих: предстоит выбор между вашим искусством и девушкой.

— Но…

— Одну минуту, любезнейший Александр Иванович, я все же продолжу, — тут Яков Михайлович отставил в сторону чашку и заговорил еще более серьезным тоном: — Выбор между вашей супругой и другой девушкой — это сугубо личный ваш выбор, согласитесь. Однако выбор между искусством и любовью — это, согласитесь, касается не только вас. Я не побоюсь сказать: это касается мировой общественности. Ну-с, дело за вами.

— Минуту… Я не совсем понял…

— А что же тут непонятного? — голос Якова Михайловича снова стал мягким и участливым. — Нельзя, чтобы эмоции, какие бы они ни были, мешали искусству, которому вы служите. Оно — ваш бог, а двум богам одновременно служить нельзя!..

Они уже давно расстались, тепло простившись на углу, а слова Якова Михайловича еще долго звучали у Шубина в ушах.

Что и говорить, Грабе очень четко выразил в нескольких фразах всю гамму переживаемых Александром Ивановичем чувств. Все было предельно ясно: Вера или Наташа? А если он сделает выбор в пользу Наташи, то — искусство или любовь?

По набережной шли, обнявшись, пары. Изредка долетал до него их счастливый смех. Провожая их глазами, Шубин чувствовал зависть — ему было так одиноко…

Возвращаться домой ему не хотелось. Там Вера… Ах, совсем не те глаза хотел бы он сейчас увидеть!.. «Наташенька, девочка моя, почему сейчас, а не раньше встретил я тебя? Но ничего, ничего… Расстаться с Верой будет легко, ведь детей у них нет… Ребенок?» И тут впервые за многие годы ему пришла в голову мысль о ребенке. Странно — раньше он об этом никогда не думал… Действительно, почему, прожив всю жизнь вместе, у них нет детей?

Пусто… А ведь он еще не так стар, и если бы они с Наташей были вместе, у них мог бы родиться ребенок! Сын — продолжатель его дела… Ведь именно так появляются династии художников…

Это все Вера виновата — она не хотела детей!..

Становилось холодно. Поежившись от налетевшего ветра, Шубин нехотя повернул к дому.

— Саша! Ну где же ты ходишь? — бросилась к нему Вера, лишь только он перешагнул порог. — Я волнуюсь, места себе не нахожу!

— Кто-нибудь звонил? — не обращая внимания на ее слова, спросил Шубин.

— Да, звонили из Дома художников по поводу осенней выставки, — расстроенная невниманием мужа, ответила Вера. — Просили перезвонить.

— Кто-нибудь еще звонил?

— Нет. Ужинать будешь? — с надеждой спросила Вера.

— Нет, спасибо.

Взяв телефон, он прошел к себе в мастерскую.

Утро было пасмурным, неприветливым. В открытую форточку дул сырой, холодный ветер. Поежившись со сна, Вера накинула халат и закрыла окно.

Подушка мужа была не смята, значит, опять спал в мастерской. Вера задумалась. Странно… Вообще, все, что происходило вокруг нее все последние дни, напоминало сцены из какого-то спектакля. Вот только в отличие от всех остальных, знавших и свои роли, и дальнейшее развитие пьесы, своей роли она не знала…

Завтракала Вера в одиночестве. Анна Егоровна вставала рано, а потому уже успела позавтракать, а Александр Иванович так и не выходил из своей комнаты.

Вера, расположившись на диване с книгой, через некоторое время незаметно задремала.

Очнулась она оттого, что кто-то легко тряс ее за плечо.

— Саша… — прошептала она, открыв глаза.

— Вера, я хочу поговорить с тобой, — сказал Александр Иванович.

— Да, Саша… Что случилось?

Ее поразила наступившая перемена в облике мужа. Он казался каким-то чужим, совершенно незнакомым человеком. Предчувствие беды стальным кольцом сжало ее сердце.

— Вера, поверь, мне нелегко это говорить, но, думаю, ты меня поймешь, — начал он. — Так вот…

Он нервно заходил по комнате. Попытался закурить сигарету, но спички все время ломались в его дрожавших пальцах.

— Ты нервничаешь… — заметила Вера. — Случилось что-то серьезное?

— Да, очень серьезное, — ответил Александр Иванович. — По крайней мере, для меня.

Он снова замолчал, не решаясь произнести роковые слова.

— Я так давно тебя знаю, Саша, поэтому могу, я думаю, рассчитывать на твою откровенность, — помогла ему Вера.

Бросив на жену неприязненный взгляд, Александр Иванович снова заходил по комнате. Вера следила за ним глазами. Наконец ее нервы не выдержали: