Джудит Майкл - Паутина

— Любовь моя, — нежно окликнул ее Гарт.

— Прости. — Она дотронулась до его руки. — Я задумалась, но совсем не хотела забывать про тебя.

— Я так и понял, это выше твоих сил. Пожалуй, нам нужно уйти отсюда, как по-твоему?

— Прекрасная мысль.

Однако устройство приема лежало на Гарте и Клаудии Байер, и поэтому им пришлось остаться, вытерпев сначала ужин, потом краткие речи собравшихся. После всего начались танцы.

— Влипли, — сказал Гарт, кружась с Сабриной в плавном ритме танца у самого края танцплощадки. — Я не могу уйти раньше Клаудии.

Сабрина крепче обхватила его рукой за плечи.

— Обожаю с тобой танцевать. Я так счастлив. Кажется, мне больше ничего и не надо.

— Я тоже счастлива. И мне ничего не надо, только быть с тобой.

Они продолжали молча танцевать.

— Хотя иной раз я скучаю по «Амбассадорз», — медленно, чуть задумчиво сказала Сабрина, зная, что Гарту не нравится, когда разговор у них заходит о прошлом. — В Европе увлечение антиквариатом сродни помешательству. И там такая жестокая конкуренция в этом бизнесе, не то, что здесь.

Гарт удивленно вскинул брови.

— Ты считаешь, что жизнь у тебя недостаточно насыщена?

Она засмеялась.

— Еще чего! Но, знаешь, Гарт, я на самом деле часто думаю об «Амбассадорз». По-моему, мне следует туда съездить, хоть на несколько дней. Последний раз я была там два месяца назад. Тогда было Рождество, и дел было невпроворот… Так или иначе, у меня складывается впечатление, что мне стоит там бывать не реже, чем раз в два месяца.

— Ты что, не доверяешь Николасу и Брайану?

— Брайану я доверяю, он уже достаточно давно у меня работает. А вот с Николасом мне работать не доводилось, к тому же столько событий — сначала объединение его магазина с «Амбассадорз», а потом — с «Коллектиблз» в Эванстоне, что волей-неволей возникает ощущение, будто начинаешь все сызнова. Не думаю, что по-настоящему могу руководить их работой, если не стану там бывать, по крайней мере время от времени. Хочется, чтобы все было как следует. Для меня это много значит.

— Я знаю. Да, конечно, тебе надо поехать. А остановиться можно будет в своем доме, так тебе будет уютнее.

— И вот еще что… Миссис Тиркелл. Я решила забрать ее сюда, Гарт. Там ей нечего делать и…

— Забрать сюда?

— Либо забрать сюда, либо отпустить на все четыре стороны, а этого мне бы не хотелось — ведь она работает у меня еще дольше, чем Брайан. А почему бы нам не взять человека, чтобы он заботился о доме и обо всех нас? Ты знаешь, как здорово она справляется со своими обязанностями, с ней дела пойдут намного легче.

Музыка смолкла, и они замерли на месте, легко касаясь друг друга. Гарт посмотрел за спину Сабрины, на других танцующих.

— У нас много злых языков. Начнут болтать, что кто-то из профессоров живет лучше, нежели принято.

Сабрина застыла от неожиданности.

— А кто решает, кому и насколько хорошо следует жить?

— Никто, ты же сама знаешь. Это своего рода неписаное общепринятое правило, с которым все считаются. К тому же это не всегда плохо…

— Значит, все члены коллектива вынуждены подчинять свою жизнь этому правилу, так что ли? А если я взяла Хуаниту на работу не на одни сутки, а на двое, или подала к столу вино получше, или купила себе машину получше, то эти злые языки будут болтать невесть что? Тогда нам на крыльцо приколотят дощечку, насылая проклятья на дом, да?

— Послушай, не я все это придумал. Это часть мира, в котором мы живем. К тому же не всегда нужно видеть в этом одно плохое. Живя в коллективе, нельзя относиться к окружающим свысока или давать им повод так думать. У меня в жизни есть дела поважнее, чем разбирать сплетни людей с оскорбленным самолюбием. Не хочу сказать, что все это неизбежно, но…

— Ты сказал: «В коллективе масса злых языков…»

— Да, так уж вышло. Нельзя сказать наверняка, что так будет и на этот раз, но исключать этого нельзя. А с какой стати испытывать судьбу? Враждебность — не лучшая атмосфера для того, чтобы заниматься научными исследованиями и строительством нового института, особенно если люди, проявляющие по отношению к тебе враждебность, знают, что им в жизни никогда не иметь тех денег, что имеем мы.

— Гарт, но ведь это же смешно! Я просто ушам своим не верю! Если кто-то не может позволить взять домработницу на все время, не нужно делать из этого трагедии. Вот и все. Ни характер, ни наличие способностей к науке тут ни при чем, это лишь говорит о том, что у разных людей на счетах в банке лежат разные суммы. А мы ведь не оцениваем людей по их счетам в банке. Я, во всяком случае.

Они немного отошли от танцплощадки и оказались в укромном уголке. Они стояли совсем рядом, так что их головы почти соприкасались, и говорили не повышая голоса. Оба ощущали внутреннее напряжение, теперь они могли поговорить спокойно, не опасаясь, что их прервут.

— Ты не жила на территории университета, — нетерпеливо сказал Гарт. — Постарайся, пожалуйста, понять, что чувствуют люди, которые получают деньги, которых едва хватает на то, чтобы прокормить семью, и не могут позволить себе ни малейших излишеств.

— Постарайся, пожалуйста, понять? Было время, когда я зарабатывала столько, что могла прокормить разве что саму себя, а иной раз даже и в этом была не уверена. Мне потребовалось много времени на то, чтобы дела в «Амбассадорз» пошли на лад. Я долго не могла позволить себе вообще никаких излишеств. К тому же я всегда экономила. Ты ведь знаешь это, я тебе сама рассказывала. Гарт, ты что, упрекаешь меня в расточительности? Думаешь, что я трачу деньги безрассудно?

— Нет, но ты же не знаешь…

— Я знаю достаточно о том, что такое содержать дом. Но у меня нет никакого желания затаиться и ждать, что горсточка закосневших профессоров будет учить меня уму-разуму, опираясь на свои неписаные правила и предписания. Я еще не…

— Никакого желания? Как прикажешь это понимать? Стало быть, что бы ни случилось, ты будешь делать то, что тебе хочется? Значит, тебе ровным счетом наплевать на то, что для меня важно?

— Ты знаешь, мне не безразлично то, что для тебя важно. По-моему, меня нельзя упрекнуть в недостатке внимания. Как ты знаешь, я не ударила лицом в грязь, мы довольно хорошо ладим с твоей семьей.

— Это и твоя семья. — Он шумно перевел дыхание. — Черт побери, о чем вообще мы говорим?

— О великолепной, порой чопорной, но всегда неповторимой миссис Тиркелл.

Их глаза встретились, и они расхохотались.

— Хотя ее скорее можно назвать уютной и домашней, чем чопорной, — согласился Гарт. — Господи, прости меня, любовь моя. Я, по-моему, перегнул палку?

— Ты тоже меня прости. Не стоило мне сердиться. Я же никогда на тебя не сержусь. Что это на меня нашло?

— Может, ты просто попробовала пожить той насыщенной жизнью, к которой стремилась. Впрочем, я и сам не знаю, что на меня нашло.